Венеция: Лев, город и вода

Монастыря сервитов уже нет, он уничтожен в 1812 году» возле Рио-деи-Серви я нашел только развалины с готическими воротами, последние остатки. Таблички с названием на мосту нет, но других мостов от Кампо в сторону монастыря не существует. Когда я пришел, там было тихо. Я стоял на единственном мосту, какой, по-моему, это мог быть, он ведет на Калле-Дзанкани, а эта улица в свою очередь выходит на Кампо-Сан-Марциале, где есть и церковь, посвященная означенному святому. Идти дальше я не собирался. Тот ли это мост, может сказать только знаток Венеции. Если вернуться обратно на Кампо-Санта-Фоска, то слева будет набережная Фондамента-Вендрамин. Некоторое время я тихо стоял там, думая, что вместе с осенним воздухом — ведь и у меня была осень — вдыхаю, как всегда, незримые атомы венецианской истории. Где же все это? Крики, удары стилета, папские интриги, ничего не осталось, или все-таки? Церковь, стоящая ныне на Кампо-Санта-Фоска, не та, что тогда, она построена лишь в 1741 году. Над скорбящей византийской Марией с Сыном висит мрачная картина Доменико Тинторетто. Тинторетто, Сарпи — они знали Друг друга? Буквоед-юрист и художник, которому было недостаточно стометрового холста, чтобы изобразить свои видения небес и ада. Встречались ли они в здешних узких переулках? Отчасти они были современниками, и оба — знаменитости. Вся Венеция в общем-то постоянная перекрестная ссылка, от этого не уйти, хотя бы потому, что, собственно говоря, и не хочется. Сжатая вселенная города есть собственный вариант клаустрофобии, одновременно замкнутый домен, который тем не менее все-таки связан с миром. Вероятно, это всего-навсего предрассудок позднейшего посетителя. На долгой кульминации своей истории Венеция была захватчиком, колонизатором, который не только открывал мир, но и тащил его к себе,

а одновременно, окруженная морем, она оставалась защищенной территорией — с этим контрастом посетитель в XXI веке должен примириться, чтобы лучше понять город. Какую Венецию он, собственно, посещает — великую или исключительно то, что от нее осталось? Достаточно ли ему музейной красоты или он хочет попытаться проникнуть в душу города? В дух торговли, стремление к завоеванию, соперничество, воздвигшие все, что его сейчас окружает? Когда я вновь стою перед памятником, Паоло Сарпи все это словно бы ничуть не огорчает. От потемневшего Тинторетто в соседней церкви я вернулся к его памятнику и стою среди прохожих, которые после трудового дня покидают город, направляются на вокзал. Ранним венецианским вечером Паоло Сарпи смотрит сквозь чужака, а тот в свою очередь пытается разглядеть, изобразил скульптор шрамы на лице сурового монаха или нет, но в густеющем сумраке увидеть это невозможно. Что Церковь, которой в конце концов пришлось пересмотреть свое отношение к его другу Галилею, так и не канонизировала этого противника, наперекор всему не пожелавшего отречься от Церкви, я, конечно, вполне могу понять, хотя праведности ему хватало. Месть папы живет долго, она явно передалась по наследству и следующему папе. Даже подлинного места упокоения Паоло Сарпи не удостоился, с подачи Рима его останки несколько раз переносили, пока в конце концов не погребли в церкви Сан-Микеле. Там ли он по-прежнему, я проверять не стану. Мне достаточно его памятника и маленькой книжицы в пергаментном переплете, найденной в городе, где подобные рассказы не смолкают никогда.

ПО СЛЕДАМ ХУДОЖНИКОВ

Сколько людей может поместиться на картине? Снова минул год, и снова я вернулся, на сей раз чтобы пройти по старому следу, проложенному книгами и записями, сделанными прошлый раз, картинами Карпаччо, Беллини, Тинторетто. Этот город никогда не перестает, ни в воображении, ни в реальности. Город, окруженный водой, не имеет границ, он повсюду. Город как паутина, как лабиринт, который никогда не приедается, ты остаешься в нем, даже если на год уезжал. И художники — часть этой игры в прятки, они повсюду, но где же? Во Фрари, в Академии, в церкви Мадонна-дель Орто, в Скуола-ди-Сан-Рокко, во Дворце дожей они становятся частью вечного обхода.