Помявшись для проформы, вызвался Митюлин, и дохлым, боящимся не попасть в ноты голосом слабал «выхода нет». Как ни странно, как только он прекратил – выход сразу же обозначился. Потом вышел Доротов – местный король богемы, демонстративно проигнорировав струны, водрузился к фоно, затянул бенефис на пяток однотипных каверов Орловой и «пятницы». Что-то в нем было, в этом Доротове. Дребезжащий голос, какая-то напыщенная сложность, угловатость. И, конечно, утрамбованный капитан Пафос внутри, что пер из него, как из пакета спальник.
Потом звезды кончились, и хозяйка салона принялась упрашивать Веню – поиграть. Парень вообще не рвался, хоть видно было, что ему как будто бы хочется, и впервые Леша увидел на этом вечно бесшабашном довольном простом лице – робость, детское и наивное смущение, Веня – отчаянно и мило застеснялся, и это стеснение ему безумно шло, вся припухлость его вдруг тоже стала какой-то детской, дикость: рослый здоровый мужик сделался каким-то трогательно маленьким.
Леша улыбнулся, не против воли, а по наитию.
Ему стало любопытно.
Наконец, Веня взял гитару и выдал:
- Одну.
Никто особо не собирался вслушиваться, народ продолжил тихонько трындеть, ничего от Пуха, кроме Кустовой, особенного не ожидая. И напрасно. Веня всех удивил. И, действительно, заебенил. Порвал струны и сам порвался. Голос у него был ясный, чистый, без выкрутасов, сильный и какой-то бесконечный. Не боясь быть смешным, он просто взял и вывернулся перед всеми, как на духу. И это был реальный пиздец. Леша прихуел и притих. Он был поражен. Более того – обомлел.
Песня у него была явно своя. От начала и до конца своя. И когда закончилась – еще какое-то время стояла почти неловкая тишина. Но никто не сказал музыканту восхищенно: чувааак! Никто не захлопал. Всем как будто бы стало жалко для него чего-то. Или просто дар речи пропал. У Леши – пропал. Он не мог понять, как после Вени кто-то (Недбайло) может касаться гитары и что-то блеять. У него бы руки отсохли. И было бы просто стыдно. Леше и так почему-то было стыдно. Веня как будто встал перед всеми, оказавшись выше на голову каждого в комнате. Он чуть-чуть только ждал чего-то, но не дождавшись, сразу же улыбнулся, почесал сбоку бритую голову, и заключил: вот, - тихонько положил гитару на свое место.
Леша думал: почему всякая беспонтовая чмомота вечно на понтах, как на транквилизаторах, а этот… может, ему понтов на Новый год подарить?
Кустова подсела к Вене, он был непривычно вымотан и серьезен, девица тепло обняла его и поцеловала в щеку. Тааак…
Леша в тот вечер ощутил странный укол, что это не он прежде Веню не замечал, а Веня сейчас напрочь не замечает его. И решил это дело исправить. Утром. Перед парами. Пух курил на крыльце. Все уже разошлись на занятия. Он один дымил в какой-то полусонной задумчивой мечтательности, перелистывая свои плейлисты в крошечной железяке.
- Привет. Как жизнь?
Сказал Леша Вене, и тот обернулся, нет ли у него кого за спиной, потом ткнул рукой со стиснутой зажигалкой в себя, типа: это ты мне? – и для верности уточнил:
- Это ты мне?
Леше захотелось стукнуть его в лоб за этот негордый жест и вопрос:
- Норм. А ты? Не тужишь?
Леша тужил. Но помотал головой.
Пух, не протягивая руки, обе были чем-то заняты, измазаны медом, наверное, просто сказал:
- Веня.
Блядь.
- Мы три года почти вместе учимся, Грушин. Я знаю.
- Лады.
- Леша.
- Матросов.
- Другое дело.
Не так уж они, наверное, и не замечали друг друга.
========== 2. Нормально ==========
«луна появилась и лезет настырно
все выше и выше
сейчас со всей мочи завою с тоски
никто не услышит»
По ходу выяснилось: чтобы подкатить к Вене – к Вене надо подкатывать. Не так-то просто свести дружбу с рубахой-парнем. Пух, несмотря ни на что, был замкнут, как изолированный провод.
Первую неделю, когда Веня все-таки не игнорил и пары тоже, они просто и коротко приветствовали друг друга на крыльце. Без рук. Привет-привет. Спустя дней восемь, диалог разросся.
- Сигаретой не угостишь?
- Угощу.
- Хераськи, кэптан? В честь какого это праздника?
- Дня рождения.
- Серьезно? Круто, поздравляю.
- Спасибо.
- Будь здоров, расти большой.
- Желаю счастья в личной жизни…
- Да, да. Типа того. За тебя.
И парень, наконец, затягивается. Сладкий шоколадный дым становится вдруг особенным и летит повсюду уже другим.
- Блин, такие они странные.
Веня смотрит на сигарету и ей усмехается.
- Приходи вечером.
Пух поднимает брови и тянет что-то недоуменно мычащее. Леша и сам в легком шоке. Куда приходить-то? А главное – зачем? Но слово не воробей, вылетело – не покормишь и не пристрелишь.
- Ладно.
Вдруг выдает через очень долго Веня.
Леша кивает.
- Запиши мой номер.
Парень достает из кармана перемотанный скотчем телефон с кнопками, больше похожий на выглаженное временем рубило из каменного века.
- А я-то думаю, почему не встретил тебя в очереди за семеркой.
- Какой?
- Забудь. Восемь, девять, два…
Один называет, другой нажимает, потом Леша вынимает свой телефон – с потрескавшимся черным льдом экрана. Пух улыбается.
- Кажется, я понял, в какой очереди мы никогда, наверное, не встретимся.
*