И Леша оставляет, отходит. Пораженный. Сердце в груди выдает дикую барабанную дробь. Невинная близость обескураживает и обезвоживает – сушит в горле. Веня оставляет намыленную тарелку и выключает воду. Поворачивается. И тут Леша обманывается еще. И делает какое-то такое движение, которое очень похоже на…
- Э-э-э…
Чуть отстраняется Веня.
Господи.
Боже.
Мой.
С чего ты решил, что можно?
И Веня, который весь – тепло, весь – покой, говорит Леше, который весь – стыд, весь – позор:
- Я… это… не…
Да-да, он уже понял, что не. Просто.
Просто его в кои-то веки потянуло к кому-то, и он все, наверное, перепутал. Дружбу с любовью, страсть с интересом, нежность с добродушием.
Но, вместо того, чтобы оборжать всю эту нелепую сцену, Леша делает что-то еще более, а, может, и менее ужасное – прислоняется лбом к Вениному плечу. На одно только мгновение. Закрывает глаза.
Заебало, его так все заебало…
Пожалуйста.
Если он засмеется. Если он взбесится.
И что?
Ничего, ничего.
Если он…
- У тебя все хорошо?
Спрашивает Веня и кладет большую ладонь ему на плечо. Богатырь спрашивает Змея, все ли у него хорошо? Тому бы ответить: я, Добрынюшка, что-то совсем расклеился, не руби голов, пощади.
Ебаный в рот.
Да разве расскажешь такую сказку?
- Да. Прости. Я не… Блядь, извини.
- Ладно, ничего.
Веня не смеется. Он очень хороший и ответственный мальчик, и готов взять птенца под крыло.
Спасибо, конечно.
- Я, пожалуй, пойду. Реально, извини.
- Леш…
- Да нормально все. Все нормально.
========== 3. Три ==========
«нас было трое
жалко, что не вдвоем»
«мы оба смотрели мимо и всё в тени»
«оставайся быть ни при чем»
«с нами умрет эта страшная тайна»
*
Леша берется за ручку двери и думает: пойду – умру.
Идет и не умирает.
Ночью толком не спит, прокручивая в голове снова и снова, что? До что – не докручивает – вздрагивая всем телом. Стрем, как выстрел. Мордой в подушку – тоже не помогает. Не глушит.
Слышит, как возвращается Дашка. Бухая в хламину. Каблуки у нее заплетаются цокать.
*
Все последующее воскресенье Леша борется с чем-то. Наверное, с ветряной мельницей.
Встает рано. До петухов, блядь. Хоть отключился только под утро. Спать не может совсем – бросает пытаться.
Идет на кухню, заваривает черный, как сама чернота, чай, балдосит туда сок чуть не половины лимона – мрак как будто рассеивается. Парень думает: не хило было бы в башку вторую половину выдавить.
Сидит за столом на кухне, собирая сахарные крупицы на палец, ждет, когда чашка остынет – пока все спят, ловит какие-то слабые отголоски «хорошо».
Дашка вползает, сонная, бледная, с лицом клоуна, спавшего в луже.
Леша замирает. Холодеет. Другое лицо у него перед глазами встает. Жуткое. Распухшее. Совсем другое, не такое, чужое лицо…
Глотает горячее, обжигается. Дашка хлещет холодное прямо из кувшина, оставляя противный розовый липкий след на горлышке, потом забирает вторую половину – жить теперь вечно во мраке – лимона, графин тоже забирает, и молча отползает к себе.
За ней бесшумно ниндзит кошак, нехотя тычется носом в какую-то сухую и уже завернувшуюся колбасу, гипнотизирует ее глазами, есть – даже не пытается. Потом начинает орать. Леша вспоминает соседского пса, который по юности залетел к ним, перепутав этажи, прямой наводкой на кухню, и сожрал у этой жевнилы все, что только было на блюдцах. Мысли об этой собаке приводят Веню.
Леша встает и идет умываться. Потом чистит зубы с каким-то ненормальным тщанием. Бреется. И – чего мелочиться – лезет в душ, стоит, стоит, стоит под теплыми струями, мысли о горячей воде приводят Веню.
Пиздец.
Когда он выходит, мать уже жарит что-то, отец ест, у Дашки надрывается телефон, кот все так и мяучит, как ебанат.
Всё.
Воскресенье, считай, закончилось.
Парень прячется у себя, как неродной сын. Мать молча приносит ему в комнату тарелку блинов, ставит на стол, протягивает конверт.
- На, купи себе, что хочешь.
- А если я хочу квартиру, байк и играть в казино?
- Ну, думать надо было, у кого рождаться.
Железно.
- Ну как отметил?
- Сделал себе татуировку на все тело в виде удава.
- Леша, вот не надо так со мной разговаривать! Ты знаешь, я вся устала, мне жить некогда, а тут ты еще со своими предъявами!
- Ты спросила – я ответил, и ничего не предъявляю вообще-то.
- Вы все такие неблагодарные, я столько делаю, а…
- Мам, у тебя там горит что-то.
- Да и черт с ним!
А сама уходит. Орет на отца:
- Ты что, не мог перевернуть?
*
Леша закрывает книгу, он уже час провисает над разворотом, ни хуища не понимая, откладывает кирпич на край стола, тот валится, плашмя, как пьяная птица, парень подбирает, пытается сложить, переплет треснул – книга из-за этого становится какой-то неправильной, шаткой.
Телефон звонит.
Он застывает на миг, потом берет – Рита. Просит подменить ее на дневной смене в «Колибри».
- Хорошо, - соглашается он. С тех пор, как она завела мужика, так бывает чуть не каждые выходные.
Он надевает все черное и идет в кофейню.
*
Погода дерьмо – и народу забредает больше обычного. Леша варит восьмой капучино подряд. Пиздец, аншлаг и шлягер.
- Я просила с корицей.