Венок поэту: Игорь Северянин

Поэт не моей эпохи, не моего поколенья…Мне с давней поры казалось, что голос его поэз —изысканный, томный голос, —давно став добычей тленья,под звоны ликерных рюмокв сигарном дыму исчез.А все же в строках пороюсквозила боль человечья,и жизни моей дорогаоднажды меня привелав обитель его, где тлеютвоспоминаний свечи,под сень той эстонской мызы,где Муза его жила.Он думал в бессонные ночи:

— Кто здесь обо мне расскажет?Кто здесь материнской любовьюблагословит мой прах?И с выдуманной королевойв придуманном им экипажекатил он, чтоб вымысломскрасить тоску о родных краях…Разбились на кочках столетьяландо и кабриолеты,словесные стихли сраженьяв сраженьях жестоких лет,погасли былые закаты,погасли былые рассветы,а старый поэт не умер,на то он и есть поэт!

СЕМЕН БОТВИННИК

«Был век и кровав и жесток…»

Был век и кровав и жесток,и жить оставалось не много, —а он все глядел на восток,куда уходила дорога —меж сосени зябких осин,—где дали горели багряны,вдоль теплых эстонских низин,где серые плыли туманы,и стыли в туманах стога…В последнюю веря удачу,душоюНевы берегаон видел, и старые дачи,

и город, где слава егопьяняща была и лукава…Уже ничего… Ничего…Уже ни здоровья, ни славы,уже ни любви, ни вина…Глядел он, скрывая усталость,туда,где Надежда однаи Родина,—все, что осталось…

КОНСТАНТИН ВАНШЕНКИН

«Соловьи монастырского сада…»

В сознании большинства Игорь Северянин имеет прочную репутацию стихотворца безвкусного, пошлого, бесцеремонного, позера с колоссальным самомнением, писавшего на потребу самой ничтожной публике. Все эти его поэзы об ажурной пене, пажах, ананасах в шампанском, каретах куртизанок и прочее наиболее запомнились.

О лилия ликеров — о Creme de Violette!Я выпил грез фиалок фиалковый фиал…Я приказал немедля подать кабриолет

И сел на сером клене в атласный интервал…

Действительно, черт знает что. Роскошная жизнь. Пародия на изящное.

Популярность его была ошеломительна.

Однако ряд крупных поэтов всерьез интересовались Северяниным, приглядывались и прислушивались к его стиху, ритмам, словесным новшествам. Сомнений не было ни у кого — это по сути своей настоящий поэт, хотя он и ведет себя в литературе (т. е. пишет) как не настоящий.

Впрочем, в нем обнаруживалось и немало человечного. И не только в позднем. Трогательная тяга к К. Фофанову, забота о его судьбе. Некоторые стихи о природе.

А уж у позднего Северянина тем более. Он жил в буржуазной Эстонии, не желая сотрудничать в белоэмигрантских изданиях, судя по всему, очень тосковал. Родина была рядом, слышалась и волновала, как в комнате за стеной.

В период присоединения Эстонии к Советскому Союзу он начал печататься у нас. В сорок первом он умер.

Любопытны его сонеты «Медальоны» — посвященные композиторам и писателям, в том числе и нашим современникам; есть сонет и о себе. В них немало наблюдательности, точных художественных оценок. Так, о Бунине сказано:

В нем есть какой-то бодрый трезвый хмель.

Трезвый хмель Бунина — по-моему, замечательно подмечено. Или, к примеру, о Гончарове:

Рассказчику обыденных историйСужден в удел оригинальный дар,Врученный одному из русских бар,Кто взял свой кабинет с собою в море…

Последняя строка вообще как нельзя лучше выражает метод или сущность писателей-маринистов.

А вот — о Федоре Туманском, чье восьмистрочное стихотворение «Птичка» на равных соперничает с одноименным пушкинским. У Северянина сказано о нем: