Вера в чудеса

– Сегодняшняя ситуация просто из ряда вон. Кирилл, когда уже это прекратится? Ты же был гордостью лицея! И вдруг такие выходки! Объясни мне, зачем тебе понадобился лифчик Новиковой? – директор от возмущения не может успокоиться и переключается на меня, – Но то, что потом устроила Ваша дочь, Дина Витальевна! Привести Кирилла в бесчувственное состояние, пристегнуть наручниками к лестнице на всеобщее обозрение. Голым! Это, это...

Мужчина начинает заикаться, а я представив картину, наклоняю голову вниз, пытаясь скрыть улыбку. Молодец Еленка! Так их, мажоров. Тоже мне гордость лицея! Да он с дружками запугал всех учеников. А когда попытался то же самое проделать с Еленкой, обнаружил, что не тут-то было. Еленка за эти два года стала еще более резкой, чему способствовало ее увлечение единоборствами. Я сначала отнеслась к этому скептически, но она сказала "хочу", и я уступила. А потом и мне самой пришлось заниматься, так как иногда из-за специфики работы я оказывалась в ситуациях, когда помочь себе могла только я сама.

Сергей во время речи директора не сводит с меня глаз, и я начинаю думать, что еще немного, и он меня испепелит. Но выполнять его хотелки я не собираюсь, поэтому незаметно достаю телефон и отправляю короткое условное сообщение Лексу, который руководит оперативным сопровождением работы моего отдела, а также обеспечивает безопасность следователей и членов их семей. На телефоне установлена программа слежения, поэтому при необходимости мне не надо даже сообщать свое место нахождения. Все делается автоматически.

А Иван Петрович тем временем все говорит и говорит, про то, что так нельзя, что есть определенные нормы морали, и так далее, и тому подобное. В результате мне хочется послать его в пешее путешествие. Далеко. Судя по лицу Гордеева, он хочет послать его еще дальше. Наконец директор спрашивает, обращаясь ко мне:

– Что будем делать, Дина Витальевна?

Отвечаю честно:

– Да ничего не будем. Через месяц господин Гордеев выпустится наконец из лицея, и наступит тишь и благодать.

Кирилл смотрит на меня, сощурив глаза, и спрашивает:

– А дочь Вы воспитывать не пробовали?

– А она у меня воспитанная. Не она же у тебя трусы первая стащила?

Парень чуть не задыхается от возмущения:

– Я не таскал ее трусы.

– Ну, лифчик. Какая разница? Если бы ты не трогал ее белье, то и она бы не стала тебя раздевать и пристегивать к лестнице.

Давлатов хмыкает.

Кирилл раздраженно сопит, а я добавляю:

– Вообще не понимаю, из-за чего столько шума. Будем считать, это был внеплановый урок анатомии.

Директору это тоже не нравится, поэтому он мычит:

– Но...

Я его перебиваю:

– Иван Петрович, не переживайте Вы так. У Кирилла и Лены просто психологическая несовместимость. Вот разойдутся через месяц, и будет все у нас хорошо. У меня, у Вас, у Кирилла, у Лены. Главное – не драматизируйте.

Теперь недовольно сопеть начинает уже директор:

– Но я бы попросил, чтобы Вы такого поведения не допускали больше.

– Конечно, конечно, о чем речь, – успокаиваю я его.

– Кирилл, я очень надеюсь, что ты меня понял.

– Да, – цедит парень сквозь зубы, ни на кого не глядя.

Что он там понял, это большой вопрос, тем более, что такие встречи продолжаются с завидной регулярностью последние месяцы. Мне Иван Петрович уже как родной, я ему скоро пирожки приносить начну.

Директор встает, давая понять, что разбор полетов закончился. Я тоже встаю и бодро топаю к двери. Давлатов не спешит. Он уверен, что верный Воропаев все уже сделал, как надо. Но сейчас будет нежданчик.

В коридоре Еленка занимается ловлей Матвея. Главное, что оба заняты. Я без всякого удивления замечаю еще трех мужчин охранной наружности, помимо Воропаева. Подготовился…

Хочу пойти к Еленке, как вдруг обнаруживаю на своем локте руку Сергея. И держит он меня совсем не нежно.

– Куда собралась, Дина-а-а, – тянет мое имя, – А поговорить?

Кирилл тоже приходит к выводу, что происходят странные вещи:

– Вы знакомы, что ли?

Но Сергей не в духе:

– Тебе какое дело?

Я борюсь с желанием – нет, не вырвать свою руку, а сломать ему его конечность – да, этому меня тоже научили. Оказывается, это не сложно на самом деле. Но Матвей… Он маленький. А такие вещи детей пугают.

Поэтому отвечаю вопросом на вопрос:

– О чем?

Мужчина мне улыбается, но так, что я боюсь, что у него заболят скулы:

– О разных вещах.

К нам подходят Еленка и Матвей. Дочь переводит взгляд с меня на Сергея, рассматривает его чуть дольше, чем принято, потом выразительно смотрит на руку Сергея на моем локте:

– А что это Вы мою маму за руки хватаете?

Давлатов отвлекается, а я выдергиваю локоть из его хватки.

Потом Еленка, явно издеваясь, обращается уже к Гордееву:

– Кирилл, ты лифчик-то мне верни.

Мне почти жалко парня, который от злости белеет. Видно, что все слова, которые он сейчас помнит, они матерные:

– Ты вообще, мелочь, обнаглела? – отвечает, правда, без мата.

– Это мой любимый лифчик, синенький, – продолжает стебаться Еленка, – Как-то ты его на потолок пристроил? Вот, значит, и снять сможешь.