Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах

Лицо Сталина приобрело такое выражение, что у второго человека в государстве пропало желание продолжать начатую тему. Презрительная насмешка – вот как можно было охарактеризовать это выражение. Сталина забавляли попытки председателя правительства вести разговор на равных.

– Я бы мог подумать, – сказал он. – К примеру. Ну, гадили, что с того? Мелочи. Гитлеру важно было не оттолкнуть англичан и французов. А те примитивно мыслили. Раз фашисты против СССР, значит им многое позволено. Австрию слопать, Чехословакию сожрать. Только бы демократов в покое оставили.

– Абсолютно! – энергично закивал Молотов. – Конечно, мелочи, а в главном они нам ничего плохого не делали. И мы не делали. Литвинов больше шумел, чем делал.

– Ну, – протянул Сталин, – если бы нас не обманули французы и выполнили условия по договору о взаимопомощи, тогда бы нам пришлось вмешаться, поддержать Прагу. Как по-твоему, Молотковский? – Вождь с любопытством наблюдал за Вячеславом Михайловичем. Ему нравилось смущать и озадачивать своего соратника, который старался угадывать мысли вождя, чтобы не дай бог не разойтись с ним во мнении. Только не всегда удавалось.

Молотов покраснел и заерзал на стуле.

– Да ты не ерзай! – со смешком сказал Сталин. – Не то сиденье продавишь. Своей каменной жопой.

Он употребил не культурный термин «задница», а это не вполне приличное слово. Что, конечно, задело Молотова.

Второй человек в государстве выдавил из себя: «Ну вообще-то…» и запнулся. Тогда вождь махнул рукой, снимая неловкий момент, и начал сам подробно объяснять.

– Что для нас было главным? Коллективная безопасность? Антифашистский фронт? Дружба с Гитлером? Нет. Главным всегда является то, что может и должно служить средством достижения главной цели. А в чем заключалась главная цель? Укрепить позиции социалистического государства, утвердить Советский Союз как великую державу. Чтобы нас не отставляли всякий раз в сторону, когда судьбы мира вершились. Пошли бы нам навстречу господа из Лондона и Парижа, признали бы равными – хорошо. Мы бы тогда совместно прищемили хвост фюреру. Но они не пошли. Дали понять, что мы мелкая сошка, грязь под ногами. Что нас можно водить за нос, не соблюдать заключенные с нами соглашения. Кто такие эти советские? А, да никто. На нас можно не обращать внимания. В Мюнхен не пригласили, за нашей спиной с Берлином и Римом сговорились, без нас Чехословакию поделили. Могли мы им это простить?

– Не могли, – с самым серьезным видом сказал Молотов.

– Конечно не могли. – Сталин рубанул по воздуху рукой. – Такое не прощается.

Никто не хотел воевать

Несмотря на все признаки возросшей враждебности между Германией и СССР, воинственную риторику с обеих сторон, унижения и издевательства над гражданами чужой страны, двусторонние отношения были далеки от разрыва.

Когда Гитлер осуществил аншлюс Австрии 12 марта 1938 года, Париж и Лондон прореагировали довольно слабо – в виде нот, предъявленных посольствами. Особенно формальным был английский демарш. «Из фактов внешнеполитического порядка, ободривших Гитлера, – писал Астахов, – наиболее существенным оказалась позиция Англии. Английский протест, врученный Аусамту одновременно с французским, отличался от последнего тем, что был подписан не послом, а кем-то из второстепенных персонажей. Этим Англия дала понять, что ее протест носит лишь формальный характер и большого значения придавать ему не нужно. Это окончательно развязало руки фюреру…»{114}

Великобритания еще задолго до захвата Гитлером Австрии смирилась с этим как с неизбежностью и считала нормальным пожертвовать независимым европейским государством ради достижения своих стратегических целей. Однажды на одном из официальных приемов в Берлине Невил Гендерсон во всеуслышание «обратился к австрийскому посланнику с недоуменным вопросом, отчего собственно австрийцы не хотят аншлюса»{115}.

Советское полпредство вообще не выступило с заявлением, в котором осуждались бы действия гитлеровцев, однако через пять дней Литвинов дал интервью представителям печати. По дипломатическим каналам оно было передано правительствам Великобритании, Франции и Чехословакии. В нем, в частности, говорилось: