Верхом на тигре. Европейский ум и буддийская свобода

Под слепящим фонарем молились около двухсот монахов из крупнейших монастырей Гелугпы, а миряне в это время выставляли на высоком помосте большие подносы с разноцветными традиционными украшениями из масла. То были дары для Будд. Это зрелище одновременно и трогало, и смущало. Хотя перед объективами китайцев люди не слишком открыто выражали свои чувства, все же определенной свободы им удалось добиться. В прошлые годы на подобных церемониях бывали десятки тысяч монахов, но теперь и такое количество выглядело как большая толпа. Там был и Панчен-лама – но, даже рассматривая его вблизи, мы не смогли составить о нем однозначного мнения. Он очень напоминал Кармапу, но я не почувствовал настоящего поля силы. Возможно, виной тому были тяжелые пытки, которые ему пришлось вынести. Как и позднее китайский кандидат на трон Семнадцатого Кармапы Ургьен Тринле, и следующий Панчен-лама, выбранный китайцами, он не получил официального признания. Китайцы подтвердили его титул, но от этого он стал значительно менее убедительным.

Тибетцев, с которыми нам удалось пообщаться, положение Панчен-ламы глубоко расстраивало. Впервые мы увидели его сразу после того, как он наставлял своих соотечественников регулярно мыться и не воровать, потому что в страну теперь будут приезжать туристы. Людей ужасало то, что он так тесно сотрудничал с оккупантами. Вдобавок они страдали, когда он открыто хвалил китайцев. И, хотя за все хорошее, что с ними произошло, тибетцы привыкли благодарить Далай-ламу, все-таки именно деятельность Панчен-ламы, находящегося в кругах власти (он был одним из тринадцати вице-президентов Китая), способствовала тому, что за последние несколько лет они обрели больше духовной свободы. У всех угнетенных народов трагические герои более популярны, чем тактики, усилиями которых жизнь людей становится, по крайней мере, терпимой. Одна мысль о том, что будущий претендент на титул Кармапы может оказаться в такой же роли предателя, вызывала содрогание – именно поэтому мы с Ханной в 1992 году ввязались в тибетскую политику.

Тибетцев, с которыми нам удалось пообщаться, положение Панчен-ламы глубоко расстраивало.

В январе 1989 года, за день до смерти, Панчен-лама, по-видимому, наконец высказал все, что было у него на душе. Из своей резиденции в Шигаце, в Южном Тибете, он основательно раскритиковал китайцев. Он заявил, что они уничтожили его страну и людей. Было бы любопытно посмотреть, какое мнение о нем станет общепринятым в последующие годы.

Как только его машина уехала, китайцы открыли вход через контрольно-пропускной пункт. Теперь началось столпотворение. Тысячи тибетцев вылезли из-под автобусов, многие в порванной или замасленной одежде. Подталкивая друг друга к стенам, они стремительно заполонили широкую площадь. Они хотели просто войти внутрь. Некоторые из них месяцами шли сюда пешком из отдаленных районов страны, чтобы только принять участие в этой «Великой молитве», проводившейся впервые с тех пор, как у них украли свободу. Слева и справа падали те, кого переставали держать своими телами идущие рядом, и многие гибли. Завыли сирены, но никто не смог пробраться к затоптанным людям, которые, как мы надеялись, были уже на пути в Чистые страны.

На знакомство с Лхасой хватило нескольких дней. Нам очень хотелось посетить Цурпху, главную резиденцию Кармапы. Этот монастырь находится всего в восьмидесяти километрах на северо-запад от столицы, но поездка туда превратилась в невиданный цирк. Когда наш невыносимый водитель в конце концов ухитрился завести грузовик – на несколько часов позже, чем договаривались, – его посетила гениальная идея подобрать мужчину с огромной вязанкой дров прямо перед китайским блокпостом. Европейцам не разрешалось отклоняться от организованных маршрутов, и солдаты потребовали, чтобы мы вылезли из грузовика. Мы фотографировали их и угрожали пожаловаться, пока они не сдались, отругав водителя и отдав ему все документы. На протяжении следующих сорока километров асфальтовой дороги, ведущей на север, нас дважды тормозили военные, а затем несколько километров нам пришлось пройти пешком, чтобы обогнуть очередной КПП. У одной особенно зазубренной горы мы свернули влево, чтобы проехать еще пару десятков километров по каменистой долине. В конце неровной дороги лежал Цурпху.

^{Руины Цурпху}