Верхом на тигре. Европейский ум и буддийская свобода

Мы поставили палатку, чтобы полиции удобно было следить, и поехали в Таллин, столицу Эстонии. Я покрыл это расстояние за неполных три часа, включая обед, – наверное, то был рекорд. Люди в Эстонии были такими же сдержанными и недуховными, как финны. И говорили они на похожем языке. Конечно, балтийские страны должны быть свободными, но картина там не столь идеалистическая, какой ее представляют. Эстонцы, будучи более практичными и производительными, чем русские, не желают делиться с ними своим добром.

Найти профессора, чей адрес нам дали на Западе, удалось далеко не сразу. Поскольку наши менялы спрашивали прохожих по-русски, те неизменно посылали нас в противоположном направлении. Позднее мы узнали, что даже «Скорая помощь» не приезжала по вызову, когда звонящий говорил по-русски. «Мы их не приглашали», – отвечали люди. Профессор и его группа ухитрялись оставаться одновременно националистами и традиционалистами. Их буддийский опыт состоял из книг, плохо переведенных немедитирующими христианами, и нескольких поездок в Сибирь к бурятским ламам-гелугпинцам – а там общаться с монахами, пережившими сталинский режим, очень нелегко. Медитации они предпочитали рассуждения, и мы мало что могли для них сделать. Другим источником информации служил бурятский монастырь на окраине Ленинграда – высокое каменное здание, построенное при участии российского теолога Николая Рериха. Монастырь пережил войну, но теперь коммунисты проводили в нем опыты над животными. Мы дважды посетили его, и каждый день проезжали мимо по пути в город.

С властями мы напрямую общались только на тему ограничений скорости (а здесь это 60 и 80 километров в час). Какой-то мизантроп продал туземцам радар, а я позабыл свой определитель в Америке, поэтому полицейские заработали благословение и несколько долларов. Когда мне перестали нравиться их манеры и я сказал «нет», они написали длинные письма и велели нам показать их на границе. Мало того что они не могли разогнаться до нашей скорости – им еще явно недоставало воображения. Кто-то провел приблизительные подсчеты и обнаружил, что в 30-е и 40-е годы ХХ века советское правительство убило почти пятьдесят миллионов своих же людей. Даже в России трудно было найти такие широкие плечи, которые могли бы это вынести.

Какой-то мизантроп продал туземцам радар, а я позабыл свой определитель в Америке, поэтому полицейские заработали благословение и несколько долларов.

На выезде случилась драма. Все пленки с записями и книги мы оставили у друзей в Ленинграде, и теперь заполняли таможенные декларации – как вдруг Ханна побледнела. Наши паспорта пропали. В последний раз мы вынимали их в Таллине, в отеле, где обслуживающий персонал вел себя настолько злобно, что мы ушли, не сказав ни слова. По-видимому, паспорта и другие документы все еще находились там. Мы ничуть не удивились, когда человек, предусмотрительно стоящий в стороне, оказался разведчиком, да еще и компетентным. Он позвонил в контору в Выборге. Там на нас успели завести досье и сообщили, что паспорта уже прибыли в Ленинград. Возвращение казалось невозможным: мы вернулись бы к полуночи, когда граница закрыта. Но если не покинем Россию сегодня, то никак не сможем попасть в Данию к приезду Далай-ламы. И тогда мы поверили в мощь русского народа. Группа рабочих просто подняла заднюю часть нашей тяжелой машины и поставила на асфальт. Я слишком быстро пытался сдать назад и потерял управление.

Аэропорт, где лежали паспорта, находился на дальней окраине города. Должно быть, он составлял государственную тайну: на шоссе не было никаких указателей, и никто из пешеходов не знал туда дорогу. Но все же нюх не подвел ни нас, ни «БМВ» – мы доехали. Одним из последних – и неизгладимых – впечатлений была реакция одного водителя на столкновение военного автобуса и полицейского фургона. Выскочив из своей машины, он прыгал от восторга.

Дания