Верлиока. Статьи. Очерки.

В прелестной датской сказке «Добрый друг» бедняк Иоханнес отдает последние семь марок за право похоронить неизвестного мертвеца, и тот превращается в его Друга — он просит Иоханнеса называть его именно так. И желания бедняка начинают сбываться. Он жалеет старушку, которая сломала ногу, и Друг излечивает старушку. Он влюбляется в заколдованную, злую, как ведьма, красавицу-принцессу, у которой «женихов перебывало видимо-невидимо, и все короли да принцы. Только она всем велит отгадать три раза, про что она думает, и кто не отгадает, того вешают у нее в саду на дереве». Иоханнес не только добр, но храбр и вопреки уговорам Друга решается испытать судьбу. Друг разгадывает тайну принцессы. Трижды, привязав к себе «крылья орлиные и лапки соколиные», он скрытно сопровождает принцессу, которая летит к заколдовавшему ее троллю, чтобы он помог ей придумать загадку, — и трижды друг подслушивает их разговор, а потом рассказывает Иоханнесу, какую загадку ему предстоит решить. Перед последним испытанием Друг в схватке с троллем побеждает его, принцесса выходит замуж за бездомного бедняка, и сказка кончается признанием Друга в том, что он — дух того мертвеца, которого похоронил Иоханнес: «Я отплатил тебе за твое добро… а мне пора обратно, к мертвым».

В моем пересказе сказка выглядит поучительной. На деле же в ней нет и намека на стремление внушить читателю «нравственную идею». Доброта Иоханнеса — равноправный мотив, о котором слушатель почти забывает перед лицом захватывающих происшествий. Однако почти! Потому что этот мотив как бы мерцает в глубине занимательной сказки.

8

«Обыкновенность чуда» не раз служила темой художественных произведений. Оскар Уайльд написал «Кентервильское привидение», рассказ, в котором сверхъестественное в лице привидения, живущего в старом английском замке, сталкивается с пошлой американской действительностью и терпит полное поражение. Это — парадоксально. Создатель «Счастливого принца» должен был придумать новую развязку. Евгений Шварц, автор пьесы «Обыкновенное чудо», с трогательным мужеством в течение всей жизни стремился доказать, что чудо — рядом, под рукой и что волшебство, в сущности, — просто профессия, которая мало отличается от других профессий. Но удалось ему в конечном счете доказать, что самая обыкновенность чуда — необыкновенна и что, следовательно, без сказок скучно или даже невозможно жить…

И с ним трудно не согласиться…

1979

Русская классика на экране

1

Экранизация классических произведений русский литературы занимает свое значительное место в истории нашей кинематографии. Десятки статей и, без сомнения, не одна диссертация посвящены этой теме. По своей многосторонности она является одной из самых увлекательных и спорных. Волей-неволей постановщик находится под контролем — ведь любой зритель может сравнить — и сравнивает — классическое произведение с его воплощением на экране. Таким образом, о работе создателей подобного фильма судят не только критики. Добровольных и нелицеприятных ценителей — миллионы.

В пашей кинематографии немного удачных воспроизведений русской классики. К ним присоединились два новых фильма, заслуживающие бережного и внимательного разбора. Н. Михалков воплотил на экране роман И. Гончарова «Обломов», а В. Мотыль — пьесу А. Островского «Лес».

Экранизировать роман, о котором Тургенев сказал, что «пока останется хоть один русский, до тех пор будут помнить Обломова». Изобразить средствами кинематографа явление, вошедшее в язык и сознание народа. Показать тонкую, но прочную паутину, в которой бьется чистая, но полная неуверенности душа, и заставить нас с глубоким сочувствием оценить мучительные попытки разорвать эту паутину. Раскрыть характеры, которые за сто двадцать лет не потеряли своей свежести, глубины, обаяния. Доказать вневременность великих произведений искусства и в то же время сделать эти произведения животрепещущими, современными.

А «Лес»? Преобразить в кинофильм произведение, которое великий Островский считал «лучшей своей комедией». Найти острый, раскованный переход в новый вид искусства, переход, который должен был обогатить пьесу, потому что в противном случае не стоило и браться за дело.

Большинство экранизаций построено на поисках полного сходства оригинала него воспроизведения на экране. Но этого еще, кажется, никому не удавалось. Ощущение неполноты начинается с первых же кадров. Зритель невольно испытывает желание упрекнуть создателя такого фильма за то, что он уронил художественное значение любимой книги, пьесы, поэмы, упустив одно, исказив другое, разрушив привычные представления. Попытки буквализации, когда постановщик идет как бы по следам автора, изображая, но не «превращая» художественное произведение, чаще всего обречены на неудачу. Можно привести много примеров подобных попыток, и я знаком с ними очень близко, потому что они до некоторой степени коснулись моих произведений — романов «Два капитана» и «Открытая книга».