Верлиока. Статьи. Очерки.

Есть и другие пути. Можно, например, воспользоваться текстом произведения, превращая безмолвную прозу в монолог, который произносит автор или диктор, разъясняя или дополняя то, что невозможно или не удалось изобразить на экране. Подобный прием используется не только для экранизаций. В итальянской телевизионной картине, посвященной Леонардо да Винчи, наш современник, комментатор-историк, рассказывает историю жизни величайшего художника и ученого всех времен и народов, и зрителям не мешает контраст между изображенным на экране историческим реквизитом и сегодняшним днем, воплощенным в самой фигуре рассказчика. Он даже по костюму ничем не отличается от нас.

И Н. Михалков, и В. Мотыль избрали другую, с моей точки зрения, многообещающую дорогу. Подзаголовки того и другого фильма указывают, что они созданы «по мотивам произведения». Это отнюдь не попытка заранее отгородиться от возможных упреков в непозволительно свободном отношении к классическому наследию. Это формула перехода в новый жанр, бесконечно далекий от жанра романа или пьесы. Это попытка преодолеть отдаленность прозы от кино и заставить зрителя задуматься над судьбою героя, полюбить его, сожалеть о нем.

Что сделал Н. Михалков, чтобы достигнуть этой цели в фильме «Несколько дней из жизни Обломова»? Прежде всего он отобрал эти несколько дней или, иначе говоря, определял, что в книге, составляющей почти пятьсот страниц, пригодится ему для новой художественной формы. Я приведу только два примера, характерных для самого принципа отбора.

Из шести гостей, посещающих Обломова на первых страницах книги, в фильме оставлен только один — бесцветный, безличный, подчеркнуто неопределенный Алексеев. Другие даже не упоминаются в дальнейшем. Но Алексеев не только упоминается. Он становится угодливой тенью Обломова. Он предсказывает ту душевную пустоту, которая грозит Илье Ильичу и из которой напрасно пытается выбраться его чистая душа, полная ласки и теплоты. Алексеев — воплощение грозной пустоты, стирающей все грани щедро одаренной души. В романе «алексеевщина» надвигается медленно, а в фильме возникает в первых же кадрах. Достаточно лишь одного эпизода — бессмысленной ссоры со слугой Захаром, чтобы оценить ту зоркость объектива, которая нацелена на то, что в жизни «ничего не значит».

А вот другой пример: в романе немало страниц, изображающих мертвое однообразие жизни в Обломовке. А в фильме оно сосредоточено только в одном убедительном эпизоде. Зимний вечер. Кто шьет, кто вяжет, кто дремлет. Отец Илюши задумчиво шагает из угла в угол. Ему и полагается ничего не делать. Молчание нарушает один из гостей, вспоминая, что Маланья Петровна, гостившая на святках, затеяла катание с горок, а Лука Саввич, слетев с салазок, расшиб себе лоб — и неудержимый хохот оглашает гостиную. Смеются до упаду, едва переводя дыхание. По вот прошла краткая минута веселья, запомнившегося только потому, что в усадьбе ничего не происходит. И снова наступает глубокое молчание. Кто шьет, кто раскладывает пасьянс, а хозяин снова начинает размеренно ходить из угла в угол. Он делает это, казалось бы, без всякой цели. Но на самом деле с единственной господствующей в усадьбе целью — провести время. «День прошел — и слава богу». Прибавьте к этим примерам всесильный послеобеденный сон, захватывающий всю Обломовку, от хозяина до сторожевой собаки, и перед вами откроется благополучие и соблазнительное ничегонеделание, предсказывающее судьбу героя.

Подсказанный вкусом и талантом строгий отбор продиктовал, без сомнения, и композицию, и характеры романа, бережно рассказанного на языке кино. Так, сои Обломова отнюдь не глава его биографии: он как бы прислушивается к своему детству, пытаясь пристроить к нему свою жизнь. Детство пронизывает всю картину, как рефрен, сближая ее с поэмой, в которой избранная строфа неоднократно повторяется, как бы убеждая читателей в своей поэтической правде.

И самый сюжет обострен, сгущен в фильме И. Михалкова. Роман основан на тонко подмеченном Гончаровым социальном явлении, вторгающемся в жизнь читателя, когда бы он ни существовал, в XIX или в XX веке. Заслуга Гончарова как раз и состоит в том, что он показал это явление не как мимолетное происшествие, а как исторический фактор. А в фильме — это еще и психологическая дуэль характеров, столкновение между людьми, которые с детских лет нежно любят друг друга. Однако, решаясь на смелый переход в другой вид искусства, Н. Михалков оставил характер Обломова нетронутым, а Штольца удачно перестроил, снова напомнив нам, какой силой обладает искусство кино.