Военная пресса утверждала, что за двумя главными врагами Германии — плутократией и большевизмом — стоит «третий, настоящий враг. И имя этого врага — еврей». «Главари плутократии» Франклин Рузвельт и Уинстон Черчилль изображались как «инструменты в руках мирового еврейства», а результаты Тегеранской конференции (28 ноября — 1 декабря 1943 года) преподносились как сговор с целью достижения большевизмом мирового господства. Поэтому «есть только две возможности в борьбе против врага всего мира — еврея: победа или смерть». Как победа «еврейских эксплуататоров» трактовалось и восстание в Софии 9 сентября 1944 года, за которым якобы последует гибель болгарского народа. Так еврей использовался как пугало для агитации солдат за «безжалостную борьбу до самого конца».
Печатная продукция вермахта не только снова и снова истолковывала содержание расовых законов Третьего рейха: о защите немецкой крови и немецкой чести, о гражданстве рейха, «арийском параграфе», но и знакомила солдат и офицеров с новыми мерами дискриминации евреев в самой Германии, совершавшейся якобы «по законам справедливости».
Наконец, поражения германских войск и наступление стран антигитлеровской коалиции изображались как приближение победы «мирового еврейства», угрожающего Германии. Возвращение евреям в Италии гражданских прав правительством Бономи, очевидно, должно было показать то, что может случиться и в рейхе: «Евреи получили средство продемонстрировать еврейское влияние во всех областях политической, экономической и социальной жизни… Уже сегодня важные отрасли торговли и финансов перешли в руки евреев. Еврейское влияние ясно проявляется и в коммунистическом движении».[425]
Среди обилия печатного пропагандистского материала, распространявшегося в Восточной армии, необходимо упомянуть брошюру главного управления СС под названием «Недочеловек», предназначавшуюся специально для немецких войск в СССР и вышедшую в свет в 1942 году. Одной из центральных идей этого «сочинения» был тезис о «еврее-комиссаре»: «На этот раз еврей… сделал самого себя офицером, комиссаром, главным руководителем недочеловеков… Евреи — олицетворение дьявола». Соответственно этому русские являлись только «инструментом в руках вечного жида», а народы Востока — «грязными, монголоидными, скотскими ублюдками». Брошюра получила широкое распространение и в Германии, ее свободная продажа в рейхе сократилась благодаря стараниям Геббельса только в 1943 году.[426]
Юстиция вермахта, отмечает Манфред Мессершмидт, не наказывала преступления, если они не подвергали опасности дисциплину войск. Убийство квалифицировалось как нарушение порядка только тогда, когда оно совершалось самовольно. «В атмосфере, созданной общими приказами, собственными воззрениями и настроем юстиции вермахта, убийцы могли чувствовать себя «невиновными», потому что они действовали в согласии с желаемой целью». Следовательно, «между официальной линией руководства вермахта и сухопутных войск, которая часто преподносилась солдатам в виде клише о необходимости экзекуций большевистских элементов, прежде всего евреев, и сознанием того, что убийство евреев практически не подвергалось уголовному преследованию, существовала тесная связь». Один из военнослужащих оправдывался перед судом 187-й дивизии тем, что право расстрелять «этого еврея» он вывел «из того, что все евреи на Востоке, насколько мне известно, уничтожены. В более крупных городах было убито по 10 тысяч и более евреев. Если человек трижды заявлял, что он еврей, то он должен был исчезнуть. Если бы я довел его до компетентного учреждения, он был бы убит там».[427]
Но, думается, не только и, может быть, не столько эти факторы превращали солдат в «добровольных исполнителей Гитлера». Немецкий исследователь Ханнес Геер различает категории «диспозиции» и «ситуации», считая диспозицией прежний опыт, настроения и влияния, которые офицеры и солдаты принесли с собой на войну из мирного времени. Диспозиция меняется под воздействием ситуации — познаваемой опытным путем действительности войны, — макромира войны, а также микромира фронтовой повседневности в войне на уничтожение. Эта ситуация активизирует и актуализирует принесенный с собой диспозиционный материал, превращая его в решающие для действий образцы поведения.[428]