Добыты газеты — московские — “Правда” от 18/11 и “Беднота” от 22/И. Это новейшая! Читал их через всю дребедень, их переполняющую (особенно “Бедноту”). Ясна картина безотрадного умирания и полного крушения. Как будто мы приближаемся к развязке: опять то чувство, которое было перед революцией 1905 года и перед первой революцией 1917. Может быть, едем в Петроград и Москву на резкую новую катастрофу-крушение. Ухудшение или возрождение?»3
Профессора наблюдают последние судороги военного коммунизма. Голод и тьма в городах. Вокруг — крестьянские восстания. Запреты и национализации привели к полной примитивизации, к остановке жизни.
И последнее дорожное впечатление:
Девятого марта поезд прибыл в Москву. Чекист Табашников извинился перед Вернадским: он считал профессоров врагами трудового народа, но, пообщавшись с ними две недели, понял свою ошибку. Распрощались доброжелательно.
С вокзала отправились на Зубовский бульвар, к Любощинским. Наконец обнялись с Дмитрием Ивановичем, пережившим Гражданскую войну в Москве. Шаховской участвовал в сопротивлении, входил в Национальный центр и уцелел чудом. Теперь считал, что дни большевиков сочтены.
Случайно или нет, но в Москве появился Сергей Федорович. Самый главный итог — академия уцелела. Ольденбург дважды встречался с Лениным. Карпинский как президент предоставил ему карт-бланш для переговоров, надеясь на знакомство их в молодости. На Ольденбурга
Ленин и Ольденбург заключили следующее соглашение. Академики, не участвуя в политике, признают советскую власть. Они готовы выполнять отдельные заказы правительства и научные разработки, если в них окажется нужда. Взамен правительство берет на себя содержание Академии наук и не вмешивается в ее дела. Академики работают по своим собственным планам. Они сохраняют полное самоуправление. Власти берут под защиту здания академии, ее музеи, лаборатории, типографию, квартиры академиков и сотрудников. Островок автономии на Васильевском острове уцелел.
Тем не менее два последующих года прошли исключительно тяжело. С переездом правительства в Москву все обещания стали эфемерными. Питер превратился в провинцию. Все дела вершились в Смольном главой местных коммунистов Зиновьевым. Он постоянно покушался на оплот вольности и однажды даже умудрился издать декрет об упразднении рассадника «буржуазной науки», в которой победивший пролетариат не нуждался.
Ольденбург был арестован и провел в тюрьме на Шпалерной две недели. И он, и Ферсман ежедневно вели свои бои за то, чтобы АН сохранилась как научный центр. Постоянно приходилось отбиваться от арестов и обысков, спасать попавших в ЧК людей, опекать оставшихся членов семей арестованных. У самого Ольденбурга было шесть обысков. Академия перестала получать деньги. Снабжение всех работ прекратилось. Жили старыми запасами. Дома не отапливались, бумаги не было. Наступил голод. Многие очень сильно недоедали. От голода умер кристаллограф академик и ректор Горного института Евграф Степанович Федоров. В январе 1921 года через Горького Ольденбург добился еще одной встречи с Лениным. Результатом стала отмена зиновьевского декрета и создание под эгидой Горького Центральной комиссии по улучшению быта ученых, так называемой ЦЕКУБУ. Академики стали пользоваться «совнаркомовскими пайками». Другие ученые и служащие получили повышенное содержание. От голода академия была спасена.
Итак, Вернадский пока в Москве. Ехать в Петроград никто не советует, советуют обождать. В разгаре Кронштадтский мятеж, восстание в Тамбове. Обстановка нервная.
Он встретился с Луначарским и как бы легализовался. Увиделся со множеством знакомых, с академиком Лазаревым, с Мензбиром, с Самойловым, теперь профессором Петровской сельскохозяйственной академии. Организовал доклад. Дневник 24 марта 1921 года: «Очень тяжелое кругом состояние — чувство безысходности. Особенно тяжело отсутствие свободы, возможности сношения с заграницей, чувство необеспеченности и угроза голода. Ждут краха. Сергей думает, что наступит анархия. <…> На моем докладе о геохимии много старых учеников и товарищей»5
.