Вернадский

16. VII. В Президиуме вчера прошел вопрос об уране. Я сделал доклад не очень удачный — но результат достигнут. Президиум не дает точных решений. Протокол составляется позже (создают царство силы аппарата). Секретарь Президиума одинаков по значению с Президентом и т. п. Сейчас П. А. Светлов — как работник плохой. Внешний лоск образования. В окончательную формулировку вопроса мы с Ферсманом приглашены. Огромное большинство не понимает исторического значения момента. Любопытно, ошибаюсь ли я, или нет? Надо записку в правительство.

Превратить урановый центр при Геолого-географическом отделении в Комиссию при Президиуме. Ввести физиков и химиков.

22. VII. Образована Комиссия по урану при Академии наук, при Президиуме. Отказался от председательства, выдвинул B. Г. Хлопина как директора Радиевого института.

30. VII. Окончательно образована Комиссия по изучению внутриядерной энергии урана: из меня (заместитель председателя), Хлопина (председатель), Иоффе (Шмидт предложил C. И. Вавилова, но Вавилов указал Иоффе — заместителем председателя). Принцип — учреждения и институты, работающие в этой области. Члены Комиссии: Ферсман, Вавилов, Лазарев, Фрумкин, Мандельштам, Капица (собирается работать по указке Шмидта), Кржижановский, Курчатов, Щербаков, Харитон, Виноградов»¹⁰

.

Двенадцатого июля Вернадский, Ферсман и Хлопин в специальной записке в Совнарком писали: «Мы считаем, что уже сейчас назрело время, чтобы Правительство, учитывая важность решения вопроса о техническом использовании внутриатомной энергии, приняло ряд мер, которые обеспечили бы Советскому Союзу возможность разрешения важнейшего вопроса современной науки»¹¹. Предлагалось: поручить академии (читай: выделить средства) срочно приступить к выработке методов разделения изотопов урана, форсировать работы по проектированию сверхмощного циклотрона в Физическом институте, создать государственный фонд урана и другие меры.

Потом появились планы, раздавались по институтам, а затем принята уже государственная программа по урановой проблеме. В них были предусмотрены техническое обеспечение, проведение конференций, организация экспедиций. Осенью в рамках этой программы Ферсман провел одну такую экспедицию в Среднюю Азию. Вплоть до начала войны работа шла усиленно, но затем была приостановлена, хотя и не полностью. Стратегические направления не могли не разрабатываться большими учеными, вошедшими в комиссию, руды были найдены, методы разделения изотопов урана разрабатывались Виноградовым и Барановым в БИОГЕЛе, превращавшейся в институт. Уже в августе того же года Вернадский, следивший по зарубежным журналам за иностранными исследованиями, стал замечать исчезновение сообщений. Начиналось засекречивание. То же ожидалось и здесь.

Открывались первые страницы истории создания ядерных котлов и атомных бомб, истории, сопряженной с взлетами человеческого духа, победами, но и драмами и трагедиями. Ведь работами по бомбе руководил потом Берия — четвертый ком-апостол.

Первый ядерный взрыв, надо думать, произвел огромное впечатление на власть имущих и привел к повышению авторитета физиков и химиков в Академии наук. Виноградов, например, непосредственно участвовавший в обогащении ядерного сырья, награжден шестью орденами Ленина, увенчан всеми возможными премиями и званиями, прежде всего вице-прези-дентством в Академии наук.

Впрочем, тут начинается совсем другая история, не имеющая отношения к Вернадскому. Он сыграл роль того мальчика, который выпустил джинна из бутылки. Небольшое усилие, приложенное в нужном месте в нужное время. А далее лавина падает сама.

Конечно, не случайно ему пришлось сыграть эту роль. Он должен был ее получить еще в 1922 году. Он все же дожил до осуществления своих идей. Редко кому из ученых выпадет счастье — оно же и ответственность — осуществить свое предсказание, сделанное интуитивно, проективно. Нечто подобное он испытывал, держа в руках газетную вырезку и вспоминая свою речь о радии в 1910 году, лабораторию «Куинджи» с видом на Петербургскую сторону, получение русского радия, создание института, ставшего, к сожалению, самым отсталым в Европе. Прошло всего лишь четверть века!

И если вдуматься, предсказание ученого, проект — есть нечто содержащееся в глубине гётевского вопроса: что есть Вернадский? Что есть Отто Ган? Эрнест Резерфорд и Энрико Ферми? Виталий Хлопин и Абрам Иоффе? И сотни тысяч других ученых, инженеров, техников, людей мысли и дела? Их усилия становятся не просто фактом науки, но фактом природы. Они перевели человечество, а с ним и всю планету, а возможно, даже всю Солнечную систему, на новый энергетический уровень.

Поистине смысл жизни каждый переживает самостоятельно и в своем биологическом и историческом времени, но понять этот смысл, этот замысел Господень можно только в течение жизни поколений, в геологических эрах.