Верность

— Ну, чем ты расстроена? — спрашивал он, улыбаясь, когда Марина немного успокаивалась.

— Пытка… — говорила она и терла лоб пальцами. — Я не выдержу этого, Федор.

— Крепись, Марина…

— Нет, как это унизительно, когда что-нибудь не ответишь!.

Вскоре она оживлялась, и он, радуясь за нее, слушал рассказ о том, как она сдавала и что переживала при этом.

Трудно, доставались Марине экзамены. Больше двух лет прошло, как она окончила среднюю школу, и уже многое позабыла. Вначале Федор даже растерялся, настолько показались недостаточными ее знания. Может быть, думал он, ей лучше пойти на подготовительные курсы? Нет, он не мог согласиться с этим. Проще и легче всего идти к цели вразвалочку, потерять год на подготовку. В полтора-два месяца можно подготовиться в институт. Надо только, чтобы Марина была уверена в своих силах.

Федор не жалел ни себя, ни Марину. Сколько раз за эти два месяца замечал в ее глазах усталую, робкую просьбу: «Отдохнем. Я не выдержу этого», но не поддавался. Утешал: «После экзаменов отдохнем. А сейчас каждая минута дорога». Его самого подкашивала усталость, голос охрип от беспрерывного чтения вслух. Но он все читал, все декламировал математические формулы, теоремы и правила, заставлял повторять их Марину, — не шел дальше, пока не убеждался, что она не только заучила, но и поняла.

Первый ее успех на экзаменах окрылил Федора. Умница! Сдала на «хорошо». И все последующие экзамены тоже на «хорошо». В том, что она будет в институте, Федор уже не сомневался.

Последним экзаменовал Марину профессор кафедры марксизма-ленинизма Ильинский. В программу входили история народов СССР и Конституция СССР.

По истории Марина отвечала живо и без запинки (этот предмет давался ей легко, «все равно, как роман читать, интересно!» — говорила она). Но ее ответы по Конституции не удовлетворили профессора. Он сказал:

— Тут у вас плохо, очень плохо. А могли бы сдать на «отлично», как и историю. Ставлю общее «удовлетворительно», но знайте — делаю это с большим трудом. Надеюсь, что, придя в институт, вы будете с интересом изучать нашу действительность.

Марина вышла от Ильинского чуть не в слезах. Это был первый жестокий удар по ее самолюбию.

— Как же так получилось? — спрашивал Федор после того, как Марина успокоилась. — Ведь это такие ясные, понятные вопросы — и вдруг…

— Но мы же с тобой не повторяли этого! — возражала Марина.

— Я тебя не пойму, Марина, — удивился Федор. — Ну ладно, историю… Мы ее повторяли два раза, но здесь… Проект Конституции печатался в газетах, в брошюрах, обсуждался, сама Конституция принималась съездом. В ней вся наша жизнь. И не знать Конституцию — удивительно, Марина, прости меня. Вы разве не изучали ее в школе?

— В школе? — Марина задумалась. — Да, в школе изучали, но плохо, наверное. — Она помолчала, потерла пальцами лоб. — Вообще как-то неважно у нас занимались этими вопросами… считали, что это главным образом дело комсомола… Если кто не ответил по математике — скандал, а если не знал истории или текущей политики, — обсудят на комсомольском собрании, и только… У нас одна девочка четыре раза пересдавала историю, так и сдала, не зная ее, — «измором» взяла. Конечно, все это от директора и от преподавателя зависело. А наш преподаватель, — Марина неожиданно покраснела и, секунду поколебавшись, не зная, следует ли это говорить Федору, решительно и с досадой продолжала, — ставил мне отметки за «счастливую наружность», как он сказал. Ведь вот глупый!

— Как? Прямо так тебе и сказал? — возмутился Федор.

— Ну, нет! Его племянница училась, моя подруга. Он ей дома сказал, она — мне.

— Ну, а ты что?

— Что же я? Молчала, боялась встречать его… Впрочем, не знаю, может быть, он пошутил…

— Он молодой? — с серьезным видом продолжал допрашивать Федор.

Марина с шутливым лукавством взглянула на него и вдруг расхохоталась:

— Какое — молодой… Лет шестидесяти.

Федор усмехнулся.

— И что же, он продолжает… свою деятельность?

— Сняли! Я уже после, как оставила школу, узнала. И директор поплатился — выговор дали… За либерализм, что ли. — И, точно разгадав мысль Федора, опечалилась, опустила глаза. — Конечно, я сама виновата… Ставил отметки, ну, думала, — заслужила, значит. Только историей сама интересовалась, и то, — она махнула рукой, — быстро забывалось… Как легкая занимательная прогулка в прошлое, и только… А вот повторила с тобой, и как-то по-другому осветилось, знаешь…

Этот разговор происходил в комнате Федора, в общежитии. Марина была весела. Если иногда и набегала на ее лицо печальная тень — отзвук укоряющих слов Федора, — то быстро улетучивалась. Облегчение и радость от прошедших экзаменационных страхов были сильнее минутных огорчений.

«Ну вот, а мы боялись, — все кончилось прекрасно, — думал Федор, с удовольствием отмечая на лице жены милую и переменчивую игру выражений. — Если бы она была всегда такой — веселой и открытой!»

— Да, значит, плохую память оставила у тебя шкода, — сказал Федор.

— Почему школа? — возразила Марина. — Один учитель… и не плохую — это не точно, Федор… а так — серый он какой-то.