Читаем Верность сестер Митфорд полностью

Как она может просить меня об этом и так страшно угрожать мне? Неужели она не понимает, что мы с Питером балансируем на грани между выживанием и бедностью и что один неверный шаг опрокинет нас в нищету? И я не говорю о том, насколько лицемерно ее требование. Почему я не могу высказать свои взгляды, а они могут пропагандировать свою ересь всюду? Почему Декке можно проповедовать коммунистическое учение — которое прямо противоречит фашизму, — а мне мою правду высказать нельзя? И как можно судить меня за то, что я пытаюсь повлиять на людей единственным доступным мне способом — своими книгами?

Но ничего из этого я не говорю, потому что знаю, к чему приведет спор.

— Я вынуждена опубликовать эту книгу, — произношу я вместо этого. — Нам с Питером нужны деньги на жизнь. У меня нет 2500 фунтов ежегодной поддержки от бывшего мужа.

Диана вздрагивает при упоминании о щедрой сумме, которую Брайан дает ей и детям. Мне кажется жестоким упоминать еще и о щедрой финансовой помощи от Мосли. Это может оттолкнуть ее, и я стараюсь смягчить свои слова.

— В любом случае упоминания «джекорубашечников» и капитана Джека — просто шутка, это всем читателям будет ясно. Даже если они уловят связь. Подозреваю, что книга скорее привлечет людей к фашизму, чем оттолкнет от него. Но если какие-то моменты нежелательны, ты могла бы указать мне на них, и я постараюсь их вычеркнуть, — говорю я с легкой улыбкой.

Диана не улыбается в ответ. Она встает и вместо ответа пальчик за пальчиком надевает свои мягкие, блестящие кожаные перчатки.

— Я воспользуюсь твоим предложением, Нэнси, и просмотрю книгу еще раз. И если я что-то найду, мои условия остаются в силе.

Глава двадцатая

ДИАНА

14 ноября 1934 года

Лондон, Англия


Простыни опутывают их тела, так что Диана уже не уверена, где заканчивается рука М и начинается ее. Когда их тела так близки, такие разгоряченные и утомленные, ей хочется, чтобы время остановилось. «Как мимолетны эти мгновения восторга и единения, — думает она, — и все же именно они привязывают меня к нему». Ей хочется сохранить этот момент, словно бабочку под стеклом, но М разрушает его атмосферу.

— Что сказала Нэнси? — спрашивает М, голос его все еще хриплый, дыхание сбивчивое.

— Что роман на самом деле не о фашизме и беспокоиться не о чем. Что читатели увидят в книге только то, что она задумала.

Диана сама не знает, почему, когда речь заходит о Нэнси, она выгораживает сестру, даже перед своим возлюбленным. Она знает, что слова Нэнси ничего не стоят и нельзя соглашаться с тем, как сестра изображает БСФ и Мосли. В конце концов, большинство читателей будут знать о связи Нэнси с Дианой, а Дианы — с Мосли, и подумают, что в тексте немало правды. И все же сестринская преданность перевешивает.

— И ты ей веришь? — спрашивает он.

— Хотелось бы верить. — Она утыкается лицом ему в грудь.

— Словом, надо действовать. Давай подадим иск о клевете, вроде того, который я подал против «Дэйли Ньюс» из-за статьи, которую они опубликовали в «Стар»: мол, у меня наготове оружие для госпереворота.

Диана тянет с ответом. Она научилась выдерживать паузы, заставлять его ждать ее слов, ее появления, даже ее тела. М дорожит чем-то, только если это достается ему с усилиями.

— Хм, — говорит она, выводя легкими прикосновениями пальцев круги на его груди. — Не бросит ли этот шаг тень на тебя в глазах сторонников, особенно учитывая, что иск о клевете против романа выиграть невозможно?

Она могла бы привести гораздо более очевидный аргумент: «Нэнси — моя сестра», но она знает, что выбранная ею тактика более эффективна.

Ее пальцы скользят вниз по его груди, он закрывает глаза и стонет от удовольствия.

— Ты, как всегда, права, моя богиня. — Он открывает глаза и смотрит на нее. — Но надо же что-то сделать, чтобы остановить Нэнси!

— Она предложила нам отредактировать в книге все, что мы сочтем оскорбительным, до отправки рукописи издателю.

— Правда? Как тебе удалось ее уговорить? — спрашивает он, впечатленный.

— Я пригрозила, что перестану с ней общаться. — Диана сама до конца не верит, что выдвинула Нэнси такой ультиматум — сестре, с которой она наиболее близка, даже ближе, чем с Томом. Ей не хочется представлять себе жизнь без колкостей Нэнси, ее яркого остроумия, без ее поддержки, и она надеется, что ей не придется узнать, каково это. Но она готова пойти на эту жертву ради М — хотелось бы, чтобы и он в ответ пошел на такую же. Оставил Бабá.

Обнимая ее покрепче, М шепчет ей в волосы: — Ты чудо.

— Говорят, да, — шепчет она в ответ и садится на него сверху. Они целуются, и как только она растворяется в поцелуе с ним, в его прикосновения к ее груди, он отстраняется.

— Я не могу, — стонет он, затем садится и гладит ее по коже костяшками пальцев. — Мне на самом деле хочется, но я не могу.

Диана не может поверить, что он отвергает близость с нею. Одно дело не затевать любовную игру, но совсем другое — отказаться в самый разгар. Она заворачивается в простыню, словно шелковая ткань персикового оттенка может защитить ее от ощущения отверженности, и перебирается на другой конец кровати.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее