Верность сестер Митфорд

— Еще бы ему не утверждать, — шепчу я себе под нос, стараясь не отпугнуть Декку и не подтолкнуть ее к длинной проповеди о чудесах коммунизма.

Мы заходим в кафе, усаживаемся за столик с мраморной столешницей, Декка спрашивает:

— Почему Юнити не заберут из Мюнхена? Почему Муля и Пуля послали вас двоих только за нами?

— Чертовски хороший вопрос, — бормочет Питер. Я не могу винить его, поскольку он упорно спрашивает об этом моих родителей, но сейчас его комментарий нам только помешает.

Я бросаю на него взгляд и, как могу, отвечаю на вопрос, которым и сама не раз задавалась:

— Полагаю, потому что она спросила разрешения перед отъездом в Мюнхен и пошла привычным путем: остановилась в приемлемом пансионе в центре города, начала изучать язык и так далее. Она не сбежала тайком с молодым человеком, соврав, будто едет в отпуск с приятелями.

Бровь Декки изгибается, когда я сравниваю их с Юнити ситуации. Затем, взглянув на Эсмонда, она спрашивает:

— Как можно допустить, чтобы Юнити жила одна в квартире, подаренной ей Гитлером, отнятой у евреев, которых, скорее всего, отправили в лагерь? В квартире, куда она приглашает офицеров СС, когда ей заблагорассудится, и бог весть чем с ними занимается, да еще и развлекает самого Гитлера? Неужели наше с Эсмондом желание помогать Испании и всем людям, которых из-за их коммунистических взглядов третируют и мучают фашисты, более предосудительно?

Я лишаюсь дара речи от ее вопроса, и на мгновение Питер и Эсмонд тоже. Декка попала в самую суть, указав на неоднозначность моей миссии, на лицемерие наших родителей и им подобных. Думаю, Муля и Пуля парировали бы, что Юнити в безопасности, потому что соглашения, достигнутые Чемберленом и Гитлером, будут неукоснительно исполняться, а если эти соглашения не устоят, то, вероятно, Британия и Германия найдут общий язык, когда у руля встанет Мосли. А вот Декка серьезно рискует. Но это было бы ложью. Правда в том, что отношение родителей к фашизму совсем не такое же, как к коммунизму, и дело тут в их собственных интересах и страхах. Насколько все-таки политика затрагивает личное.

Глава сорок первая

ДИАНА

20 марта 1937 года

Берлин, Германия

Диана сочла разумным отказаться от поездки с родителями и Юнити в Мюнхен в январе. «Берлин, — нашептывала она себе, — вот правильный путь». В Берлине она полностью завладевает вниманием Гитлера, там нет нескончаемой подобострастной болтовни Юнити, и там ей гораздо проще влиять на него. Но может, это откладывание поездки до весны было самонадеянностью, ужасной ошибкой? Сейчас все английские газеты пестрят заголовками про Декку и Эсмонда: «Еще одна анархистка Митфорд», на этот раз коммунистка. Хотя Юнити и постаралась, чтобы немецкая пресса не пронюхала про выходки Декки, Гитлер, несомненно, знает о случившемся. Не оттолкнет ли это его, не сорвутся ли теперь все планы Дианы?

Она расхаживает по своему номеру в отеле «Кайзерхоф», крутя нитку жемчуга на шее и прислушиваясь к тиканью каминных часов. «К вечеру будет ясно, насколько правильно я поступила, когда фюрер перезвонит мне и пригласит в свою резиденцию в рейхсканцелярии или не перезвонит».

Прилетев в Берлин из Лондона, она действовала как обычно: позвонила в его штаб-квартиру, чтобы сообщить секретарям, что она тут. Обычно к шести вечера ее телефон звонил и она получала приглашение. Затем она бежала через Вильгельмплац в апартаменты Гитлера, и они весь вечер с удовольствием болтали и смотрели фильм. Диана знает, что люди сплетничают и строят домыслы, насколько порочно и развратно они проводят время наедине; они бы сильно разочаровались, узнав, что Гитлер восхищается ею, не касаясь ее. Похоже, он любуется ею как примером совершенной, чистой тевтонской женственности, наслаждаясь ею на расстоянии. Она порой задается вопросом, а как бы она поступила, если бы он все-таки попытался сблизиться.

К семи часам ее все еще не пригласили, и на нее наваливается страх. Может быть, из-за нелепой испанской авантюры Декки и Эсмонда Гитлер теперь считает фамилию Митфорд запятнанной? А может, он просто не может уделить ей время сегодня? Или хочет дистанцироваться от нее насовсем? Это стало бы катастрофой, она лишилась бы рычагов влияния на М.

Диана уже близка к тому, чтобы, подобно Юнити, начать преследовать Гитлера. Она знает все его любимые места здесь, в Берлине, она могла бы даже словно между делом заглянуть в рейхсканцелярию. «Если бы он увидел меня, — думает она про себя, — тогда все сразу наладилось бы».

Внезапно ее поражает чудовищность собственного положения. Вот она, сидит в одиночестве в гостиничном номере в Берлине, а ее дети за шестьсот миль отсюда брошены на няню. Она никого не знает в столице Германии, кроме фюрера. Хотя она всегда убеждала себя, что все в ее руках, в реальности она на побегушках у одного из самых безжалостных и жестоких мировых лидеров. И не важно, что он всегда разыгрывает роль идеального джентльмена.

Что, черт возьми, она делает? Оправданны ли все эти риски? «Как странно задаваться такими вопросами», — думает она.