Верность сестер Митфорд

— Да. Я могу чем-то помочь? — отвечаю я, передавая оставшиеся письма охраннику.

— Я бы хотел, чтобы ты распределила семьи беженцев по каютам и койкам корабля, направляющегося в Мексику. У нас есть список людей, которые должны оказаться на борту, фамилии расположены в порядке очередности, по дате прибытия сюда, в лагерь. И каждому надо подобрать место. — Он целует меня в щеку. — Попробуешь? Ты же отличный организатор!

— Почти получилось польстить, — иронично улыбаюсь я.

Он тоже улыбается в ответ, и на какую-то долю секунды передо мной предстает прежний Питер из бара «Савой», распивающий поздний коктейль с Ивлином в завершение званого вечера, но муж тут же снова напускает на себя деловой вид.

— Задача непростая, Нэнси. — Он похлопывает меня по руке, словно я лишь коллега, а не жена. — Не хотелось бы, чтобы они передрались, когда поднимутся на борт.

Разглядывая меня так, словно впервые видит с момента моего приезда более месяца назад, он говорит:

— Почему бы тебе не прилечь на пару часов? Ты выглядишь совершенно измотанной, а у тебя есть время до завтрашнего полудня, чтобы распределить каюты и койки.

Очень милосердно с его стороны. Надо быть поосторожнее, а то я могла бы влюбиться в этого Питера, так не похожего на того парня, с которым я обменялась свадебными клятвами и делила дом в Мейда-Вейл, куда мы переехали после Роуз-коттеджа. Я могла бы захотеть остаться женой этого

Питера.

— Ну, если ты настаиваешь… — говорю я.

— Настаиваю, — отвечает он, целуя меня в макушку, и поворачивается к своим помощникам Дональду и Хамфри, которые терпеливо дожидались, чтобы задать ему свои вопросы.

Я пожимаю на прощанье его руку и в сумерках бреду к палаточному городку, где расселили волонтеров. Я думаю, как прекрасно было бы отдыхать здесь, в прибрежном городке на юге Франции с видом на лазурное Средиземное море и потрясающий замок из оранжевого кирпича, возвышающийся над горизонтом. Однако вся окраина города и прибрежные районы превратились в лагеря беженцев.

Я добираюсь до своей палатки, задержавшись, лишь чтобы вымыть покрытые коркой грязи руки в тазу со свежей водой, который припас на столе кто-то заботливый. Пока я вычищаю грязь из-под ногтей — вот бы Муля фыркнула, — я задаюсь вопросом, как мои сестры, а с недавних пор и Том, могут поддерживать режим, который породил эту гуманитарную катастрофу, выгнал сотни тысяч отчаявшихся людей из дома. Режим, одержимый властью и идеологией, а не благополучием собственных граждан, которым должен бы служить. Продолжили бы Диана и Юнити восхвалять своего драгоценного Гитлера, если бы они увидели страдания матерей и детей, с которыми я только что столкнулась в женском лагере? Если бы они своими глазами увидели сотни младенцев, многие из которых родились в лагере или родятся на корабле?

«Стоп», — думаю я. Если я позволю себе пуститься в рассуждения о том, как Юнити и Диана могут размахивать этим чертовым нацистским флагом и предавать собственную страну, делясь секретной информацией с тем, кто скоро станет нашим врагом, я не усну и потеряю позволенные мне три коротких часа сна. «Стоп», — приказываю я себе снова, когда подбираются мысли о деловых и стратегических союзах, которые Диана создает, чтобы помочь Гитлеру в будущем править Великобританией. «Стоп», — шепчу я вслух, когда начинаю ругать себя за то, что смогла собрать лишь довольно безобидные сведения о Юнити и Диане — списки мест, где они побывали, даты поездок, имена нацистских чиновников, с которыми они встречались, и тому подобное, но ничего существенного, связывающего их фашистские убеждения с деятельностью, направленной против Британии. А потом все равно не набралась смелости поделиться этим с Уинстоном. Но затем эта мысль запускает другую спираль: почему я хочу узнать что-то ужасное о своих сестрах?

Я пытаюсь успокоиться и напоминаю себе про три часа сна — это все, что удалось выкроить. Это на три часа больше, чем у меня было прошлой ночью, и на три часа больше, чем у Питера за двое суток.