Прежде чем Муля успевает ответить, Пуля бормочет: «Проклятые гунны». Какое облегчение слышать, как возвращается его старая, привычная ненависть к немцам. Такой контраст с Мулей, которая по-прежнему на стороне Германии, а не своей собственной страны, даже несмотря на то, что ее сын и зятья отправляются на войну, чтобы ее защищать.
Муля не сдается:
— Да ладно, Диана. Я знаю, что у вас тебя есть способ связаться с Гитлером. Если бы ты только дала ему знать…
Диана перебивает: — Я не понимаю, о чем ты говоришь, мама.
Муля выглядит озадаченной — Диана называет ее «мамой» только в ярости.
— Зачем ты прикидываешься дурочкой? — спрашивает Муля, приподнимая брови. — Я буквально на днях вечером слышала, как ты говорила о том, что у вас с ним есть связь, о вашем радио…
— Хватит, мама! — такого громкого и напряженного тона от Дианы мне еще не доводилось слышать. — Мне что, нужно повторить, что у меня нет способа связаться с лидером Германии, с которой воюет наша страна? И даже если бы был, я бы не осмелилась воспользоваться им, чтобы не рисковать собою и своей семьей.
— Даже ради Юнити? — Муля шокирована, Дебо широко распахнула глаза. — Она твоя семья так же, как Мосли и твои сыновья.
— Даже ради Юнити. Она сделала свой выбор, когда пренебрегла четкими инструкциями фюрера и осталась в Германии. Как бы ни было, я подозревала, что она может… — Диана делает паузу, подыскивая нужное слово, а затем останавливается на том же, которое выбрал Янош фон Алмази, — дойти до самоповреждения. Еще с лета.
Муля встает и пристально вглядывается в Диану. Дебо тоже глядит на нее — недоверчиво, как и Пуля. А я не удивлена, я в ярости.
— Почему ты не сказала нам? Мы могли бы поехать в Германию и вытащить ее оттуда, пока границы не закрылись и не стало слишком поздно. Здесь, в Англии, мы уберегли бы ее от самой себя! — кричу я.
Диана сидит прямо, словно шомпол проглотила.
— Нэнси, сама знаешь, твои слова просто смешны. Никто не смог бы уберечь Юнити от самой себя. Я не могла жертвовать собой, пытаясь спасти ее тогда и не буду делать этого сейчас, — она демонстративно потирает свой живот.
Моя ярость сменяется шоком. Мосли, фашизм и близость с нацистами изменили Диану, я давно догадывалась об этом. Но чтобы даже не попытаться остановить сестру, задумавшую самоубийство? Кто эта женщина, выдающая себя за мою сестру? Какое чудовище вселилось в Диану?
Я не могу больше и секунды находиться с ней в комнате. Я вскакиваю, собираясь выбежать из комнаты и из особняка на Ратленд-Гейт, и тут мне приходит в голову идея. Оставив Диану отбиваться от потока Мулиных увещеваний, я направляюсь на кухню, а не в прихожую, будто бы распорядиться насчет чая. И захожу в библиотеку, где отсиживаются няня и мальчики.
Девушка и мальчики устроились на полу и играют в какую-то карточную игру.
— Мисс? — прерываю я их.
Она встает, и, глядя в ее небывало голубые глаза, я спрашиваю себя, действительно ли мне стоит это сделать? Что если она расскажет Диане? Но потом я решаю попробовать. После той крайней холодности, которую я только что наблюдала, я должна рискнуть. В конце концов, эта опасность куда меньше той, которой подвергаются наши мужчины на войне — Питер и Том среди них.
— Я просто хотела узнать — может, вы чего-то хотите. Я распоряжусь насчет чая.
Мальчики требуют сладостей, а няня мягко успокаивает их.
— Мне подойдет все, что угодно, миссис Родд. Спасибо, — тихо произносит она, когда мальчики возвращаются к игре.
— Хорошо, — говорю я и делаю шаг к выходу. Затем, словно спохватившись, спрашиваю: — Простите, дорогая, напомните, как вас зовут?
— Джин, мэм.
— Джин, я хорошо помню вас по прошлой встрече, когда вы приезжали сюда с мальчиками, — говорю я и наблюдаю за ней, чтобы оценить, как мне действовать.
Она молчит. Вместо ответа опускает взгляд в пол: похоже, ее смущает то, что мы тогда увидели. Это именно та реакция, на которую я надеялась, — значит, я могу открыться.
— Джин, — шепчу я, беря ее за руку. — Я могу лишь догадываться, какие тревожные ситуации вы могли наблюдать, будучи няней этих прекрасных мальчишек. Возможно, сейчас, когда Германии объявлена война, вы видите что-то еще более огорчительное. Если вам вдруг понадобится с кем-нибудь поговорить о чем-то тревожном, что вы видели или слышали…
Джин прерывает меня тихим шепотом:
— Я подслушала, как леди Мосли говорила Джонатану и Десмонду, что не нужно переживать из-за войны, она скоро закончится, она точно знает. И добавила, что именно поэтому им надо продолжать тренироваться приветствовать фюрера.
Слезы наворачиваются на ее глаза, и она дрожащим голосом спрашивает:
— Немцы придут сюда?
Боже мой. Как могла моя сестра говорить такие вещи своим детям? Даже если она в это верит? Даже если она что-то знает? Даже если она часть плана? Меня бьет дрожь.
Бедняжка Джин в ужасе. Но я надеюсь, что она наберется смелости и сделает то, о чем я собираюсь ее попросить, чтобы не позволить Диане и Мосли столкнуть нас всех в хаос.
Глава шестьдесят третья
ДИАНА