Вернуться к себе (СИ)

А еще он вдруг понял, что вот этот дом — и его тоже. Отчетливо вспомнил, что он здесь вырос. Вот в этом самом саду играл, забирался на яблони с грушами и ел прямо с веток. Хотя, скорее всего, деревья уже теперь другие, ведь прошло столько Эпох! Но что это меняет? Ровным счетом ничего.

Фэа снова успокоилась, мысли перестали метаться вспугнутыми зайцами. Снова посмотрев Куруфинвэ прямо в глаза, спросил:

— Лорд Аглона простил. А простит ли отец?

*

— Кто? — приподняв бровь, спросил Атаринкэ. — Насколько я помню, вы при большом скоплении эльдар объявили, что отныне являетесь нарготрондской сиротой. А сейчас спрашиваете про отца… Неужто не забыли, кто он такой, вспомнив-то о нем лишь раз?

Сказал Курво и тут же мысленно дал себе затрещину. «Зачем, зачем я ему напомнил, когда он звал меня, что при этом испытывал… Чего еще мне не хватает-то».

Искусник взглянул на разом побледневшего и пошатнувшегося Тьелпэ.

— А теперь ты прости меня, сын, — Атаринкэ подошел и обнял замершего Келебримбора.

— Это напоминание я заслужил своей прошлой глупостью, — ответил Тьелпэ, крепко, от души обнимая Куруфинвэ.

Кажется, права называть его отцом, даже мысленно, ему пока не давали.

— Только, — продолжил он, немного нахмурившись, — кого-то из нас после Мандоса подводит память. Моя мне подсказывает, что я сказал: «Отрекаюсь от твоих дел». Не думал, что вы себя считаете со своими делами одним целым.

Пора бы уже им, похоже, проговорить этот застарелый конфликт, а то вон какие неожиданные подробности всплывают. Интересно, что еще Куруфинвэ, характер которого и в лучшие дни никогда не был благостным, а в то время и вовсе испортился до неузнаваемости, что еще он истолковал превратно?

Мать стояла бледна и переводила взгляд с мужа на сына и обратно. Тьелпэ от души сочувствовал ей, но увы, помочь ничем не мог.

— Так что вам подсказывает ваша память?

*

— Вам? Ваша? — Атаринкэ сделал шаг назад, не сводя с сына глаз. — Что ты хочешь от меня услышать? Что я тебя не так понял, что тебя не устраивало лишь то, что я делал, а против меня самого ничего не имел? А в Нарготронде остался, потому как проспал, как меня с братом выгоняли? Не обманывай себя сам, хотя бы сейчас. Ты ясно дал понять, что отрекаешься от меня… Только позволь напомнить — никто ни разу не услышал, чтобы я сказал, что у меня нет сына.

Искусник несколько нервно прошелся по комнате, а потом резко ударил рукой по столу. Чашка жалобно звякнула.

— Может, мне теперь умолять простить, что не соответствовал твоим идеалам?! Что был тебе плохим отцом? Да, наверное, так и есть — мне бы никогда не пришло в голову сказать такое своему.

Атаринкэ какое-то время смотрел в окно, словно решаясь что-то сказать. Напряжение достигло пика — слово, и раздастся звон осколков. Только что разобьется — обиды или фэар?

Наконец, Куруфинвэ заговорил вновь.

— Решай, сын, как тебе дальше жить и с кем. Я знаю, что ты боле не в Чертогах, это главное. Хороший я отец или плохой, не мне судить.

*

Некоторое время Тьелпэ просто стоял и молчал, не давая фамильным, не самым лучшим чертам характера взять верх. Потом вспомнил, что в общей сложности прожил несравнимо больше отца, что у него больше жизненного опыта, вдобавок не омраченного Клятвой. Вроде отпустило.

— Я так и знал, что поговорить нам надо. Надо было еще тогда, но так получилось, что не довелось. Мой лорд, я не проспал ваш с Келегормом отъезд. Я просто испугался. Именно так. Я не забыл, что был и остаюсь вашим сыном, но ваш путь вел во тьму. Я испугался, что погибну вместе с вами. И поэтому остался в Нарготронде. Знаете, потом, узнав о вашей гибели, я много раз задавал себе вопрос — изменилось бы что-нибудь, если бы я отправился с вами? Смог бы я вас спасти? Иногда казалось, что да, смог бы, а потом приходила уверенность, что ваша Клятва в конце концов погубила бы и меня. Ваш сын трус, и в этом мне теперь не стыдно признаться. Тем более что все это оказалось напрасно — даже оставив вас, я в конце концов не смог защитить себя и тех, кто мне доверился. И еще — если бы я не решил, где я хочу жить и с кем, я бы тут не стоял.

Тьелпэ шумно выдохнул и прошелся по комнате. Сумбур в мыслях наконец улегся. С самого начала он знал, что разговор будет трудным. Может потому и решался прийти так долго. Но, как он только что сам сказал — он трус. И для него лично это уже не новость.

Тьелпэ обернулся и вновь открыто встретил взгляд отца.

— Если у вас еще остались вопросы, я готов ответить на них. Сам же, в свою очередь, готов повторить собственный — мой отец меня простит?

*

— Не простит, — строго ответил Атаринкэ. — Давно уже простил, очень давно. Еще в той жизни. Знаешь, тогда в Дориате я был рад, что ты не со мной, что нет на твоих руках крови эльдар, что не лежишь рядом, зажимая раны. Да, я думал о тебе в свои последние минуты. Удивлен? Не настолько Клятва сожгла мне фэа, чтобы забыть сына и жену.

Атаринкэ смотрел в такие же серые, как и у него самого, глаза, пытаясь понять, заново узнать своего Тьелпэ.