Вернуться к себе (СИ)

Вдох. Выдох. Вдох. Снова выдох. Вроде получается. Пальцы рук, ног — шевелятся. Перевернуться — получается. Сесть — можно. Встать — тяжело, но вышло. Покачиваясь Тьелперинквар дошел до Врат Мандоса и переступил порог.

*

Вечерело. И холодало. Келебримбор шел по единственной дороге, ведущей от Чертогов. Он даже толком не знал, куда направлялся, главным для него было оказаться подальше от этого мрачного места.

Когда стемнело окончательно, и лишь свет звезд освещал дорогу, Тьелперинквар увидел, как что-то блеснуло с краю. Подойдя ближе и наклонившись, он обнаружил одежду и сапоги, а отразился свет от восьмилучевой звезды. «Значит, не показалось», — решил он про себя. Когда он только начал свой путь, его слух уловил стук копыт, но лишь однажды. Тогда Тьелпэ подумал, что ему почудилось. Взяв в руки вещи и поспешив натянуть на себя рубашку и штаны — ночная сырость уже давала о себе знать — он догадался, кто именно останавливался здесь. Однако осознание того, что отец был рядом, но поспешил уехать, говорило ему о многом. Что ж… он и не надеялся, что о нем вообще вспоминают. Незаметно для себя вздохнув, он дошнуровал сапоги, убрал звезду в карман и продолжил свой путь.

*

Атаринкэ проснулся и, не открывая глаз, пошарил рядом рукой — Лехтэ не было.

— Мелиссэ? — вопросительно позвал он, оглядывая комнату. Обнаружив любимую в кресле, Искусник откинул одеяло, встал, потянувшись, и подошел к жене.

— Как ты, родная? Тебе лучше?

Коварный живот вмешался в разговор бурчаньем — есть хотелось сильно. Услышав этот «намек», Тэльмэ поднялась с кресла и, быстро поцеловав мужа, усадила завтракать. Сама она впрочем тоже интересовалась едой.

Жуя очередной кусок сыра, Курво неожиданно помрачнел — он не оставил сыну еду, впрочем у него и не было.

— Не забыл бы он только сам покушать, — грустно заметил Искусник. Кто такой «он» Лехтэ поняла сразу, но вопросительно посмотрела на мужа.

— Представь себе, забываешь. Ты отвыкаешь, что нужно спать, есть и пить, что телу требуются упражнения. Да, обычно пары дней хватает, чтобы помнить о таких вещах, но не всегда. Мне так братья дней пять напоминали, что пора ужинать, или приносили обед в мастерскую. Турко, помнится, порывался покормить меня с ложечки, как когда-то в детстве, а Майтимо с присущим ему серьезным видом, рассуждал о важности питания.

Атаринкэ доел завтрак и вопросительно посмотрел на жену.

— Чего хочется именно тебе сейчас, Лехтэ?

*

Накануне ночью. Где-то в дороге.

Ноги, как оказалось, несли его в Тирион. Ничего удивительного, впрочем, в этом не было, ибо куда же еще ему было идти?

Впрочем, «идти» — это пока было сказано слишком самонадеянно. Ноги путались, словно у годовалого младенца, и пару раз Тьелперинквар самым натуральным образом упал. Разозлившись на самого себя, встал и начал вспоминать самые простые движения, без подсказки известные даже ребенку. Кажется, после этого дело пошло живее. Он зашагал уже более уверенно, тем не менее мысль, сколько же он таким темпом будет добираться до города, по-прежнему приводила в смущение.

«Надо будет что-то придумать», — понял Тьелперинквар.

Мысль несколько дней идти пешим ходом его совершенно не прельщала.

А скоро начало вспоминать о своих естественных надобностях тело. И если какие-то удовлетворить не составило труда, то с другими вышла некоторая заминка.

Например, еда. Не то чтоб очень сильно, однако есть уже начинало хотеться. Стояла ночь, и местность, где он шел, Тьелперинквар знал плохо, что, в общем-то, было даже неудивительно. Под рукой ни ножа, ни лука, а яблоню еще попробуй найди. Может, в Лориэне удастся чего-нибудь раздобыть?

Ободренный этой мыслью, Тьелпэ пошел живее, однако, когда под ноги ему бросился коварный корень — пересмотрел свои намерения и решил отдохнуть до утра. Сойдя с обочины, свернулся калачиком и, закрыв глаза, расслабился. Вспомнились слова, что он сказал при последней встрече родителям. Отцу, что он отрекается от его дел, а матери… Матери на ее вопрос, не хочет ли он остаться с ней в Амане, он сказал, что вся его семья отправляется в Исход, и, значит, он отправляется с ними. И только потом, уже в Белерианде, он вспомнил этот разговор и понял, о чем она подумала тогда. Она ведь тоже его семья.

«Да уж, кажется ничего удивительного, что меня никто не встретил. Выставить-то меня выставили, только прошлые ошибки мне еще разгребать и разгребать».

Под эти не слишком радостные мысли он и уснул.

Проснулся же от лошадиного топота. Открыв глаза, сел и сразу поморщился. Роа снова напомнило о себе и своих потребностях. Мда, отвык, отвык…

На востоке уже занималось утро. Было зябко, и Тьелпэ невольно поежился. Встав, быть может чересчур резко, покачнулся и тихонько выругался себе под нос. Всадник остановился и с интересом оглядел его:

— Ты возрожденный?

Тьелпэ посмотрел на него исподлобья:

— Это настолько заметно?

Всадник хмыкнул:

— Не обижайся, но да. Тебя не встречают?

— Нет.

— Почему? Некому?

Некоторое время Тьелпэ молчал, раздумывая, насколько стоит быть откровенным, потом ответил:

— Старые семейные проблемы.

— Понятно. Есть небось хочешь? Вот, держи.