Верный слуга Алексея Михайловича. Две жизни Симеона Полоцкого

Аввакум ни разу не упоминает в «Житии» имени Симеона Полоцкого, метая громы и молнии по адресу «последышей Никона», походя, раздавая им ядовитые характеристики. «С этим философом, зело было стязания много: разошлись, яко пьяны; не мог и поесть после крику». Кричал больше, конечно, Аввакум, человек упрямый и непоколебимый в своей правоте. Становилось ясным как божий день, что одними увещеваниями одолеть раскольников не удастся. И вовсе не случайно, что Большой Московский собор приравнял старую веру к «воровству», а самих ее приверженцев объявил государственными преступниками.

Мы не станем пересказывать содержания «Жезла правления», однако сосредоточим внимание на отдельных статьях, действенность которых на многие лета предопределил труд Симеона Полоцкого.

Итак, вступление. Архиерей, по мнению автора, избранный на высокое служение Господом и наделенный Всевышним жезлом, обязан употреблять сей священный предмет и как «жезл доброты», и как «жезл (вервие) наказания». Первый — для паствы, которая покорно следует учению святой Православной церкви, другой — для отщепенцев. Единственным учителем и светильником в делах веры называет Симеон Полоцкий архиерея, который держит бразды правления в такой уязвимой области, как духовное здоровье народа. «Примите сей жезл, отгоняйте им псов, лающих на вас и на церковь, утверждайтеся им и утверждайте колеблющихся», — завершает Симеон Полоцкий вступление.

Исследователь раскола Д.П. Ягодкин разделил обличения Никиты и Лазаря, с которыми выступил Симеон Полоцкий на страницах «Жезла», на три рода: «Обличения догматические, обрядовые и нравственно практические. Первого рода обличения главным образом касаются православного учения о существе Божием, о лице Иисуса Христа, о лице Богоматери, святых, наконец — учения о времени пресуществления Евхаристии. Второго рода обличения затрагивают разные предметы частного и общественного богослужения, например крестное знамение, пятипросфорие, пение аллилуйи… Третьего рода обличения охватывают собою предметы, касающиеся пастырской обязанности и нравственной жизни вообще…»

Как видим, ни глава «Наказания: в наказание непокорных овец», ни глава «Казнения…» в этот ряд не попали. А между тем Симеон Полоцкий, отбросив деликатность, вступил в борьбу со своими противниками, не выбирая особенно выражений и не испытывая боязни уронить свое достоинство. «О, невеждо!» — обрушивается Симеон Полоцкий на Лазаря, «мертвого душею». Достается от автора и другому расколоучителю: «Лживый Никита, как сатана, достоин низвержения из церковного небесе и придания вечному огню».

В завершение трактата Симеон Полоцкий обращается с молитвой ко Господу: «…Отче святый, отпусти им, не ведают бо, что творят: обрати языки их, орудия хуления, на орудия хваления: даждь им возненавидете лесть и возлюбите правду: отжени от них злато советника дьявола, пристави же доброго и бодрого вождя ангела Твоего: да уклонятся от зла и сотворят благо».

Уже после кончины Симеона Полоцкого богословы стали подробно исследовать его труд «Жезл правления» и обнаружили множество недостатков и погрешностей. Напомним, что Симеон Полоцкий первым в России взялся за полемическое перо. «Жезл правления» — первый опыт литературного противоборства, благодаря которому ревнители православия получили возможность смело и обстоятельно выступить против раскола, явления неординарного и, как оказалось, живучего[61]

. Никто из тогдашних церковных деятелей попросту не смог сотворить подобного, а тем более в столь короткий срок.

Народная мудрость гласит: хороша ложка к обеду. Обедом тем был Большой Московский собор, окончательно решивший судьбы раскольников.

Протопоп Аввакум был сослан в Пустозерск, небольшой городишко в Архангельской глухомани, где и был сожжен с товарищами по вере[62] за непокаяние и написание дерзкого письма, в котором ругал, как мог, царя Алексея Михайловича и патриарха. Лазарю и Епифанию, сподвижникам Аввакума, были вырваны языки. Никита Пустосвят был отлучен от церкви и заточен в темницу Угрешского Николаевского монастыря. 26 августа 1667 года он был доставлен в Москву. О нем ничего не было слышно вплоть до 1682 года, когда раскольники, уже в правление царевны Софьи, вновь подняли головы. 6 июня 1682 года Никита Пустосвят был казнен в Москве на Лобном месте.

Испытания и напасти, которые с постоянством обрушивались на русский народ и Московское государство, внутренние неурядицы и раздрай, царившие в церковной жизни, запечатлены не только в официальных бумагах и переписке деятелей времени правления Алексея Михайловича, но и в сказаниях и песнях. В одной из них, о соловецком раскольническом бунте, пелось:

А войска уж подступили,Монастырь-ет разорили,Трудников всех полонили,В лед живыми погрузили,

Все иконы пороняли,Все сосуды перемяли,Стары книги перервалиИ в огонь все пометали…