Верный слуга Алексея Михайловича. Две жизни Симеона Полоцкого

Из переписки явствует, что в услужении Симеона Полоцкого состояли три человека, челядь, на которую он получал съестные припасы. В его распоряжении был скромный выезд, а сено для лошадей доставалось «из лугов коломенских и овес со двора житного». Копилку безбедной жизни пополняли частые подношения к церковным праздникам, тезоименитствам и иным торжествам, на которых, по обыкновению, звучали вирши Симеона Полоцкого.

«Слава во вышних Богу», — восклицают и на земли мир людем провещают.

Желанный се гость, мир нам приносящий, в единой славе со Отцем сидящий. От многих времен о Христе желаем да в мире мирно век наш пребываем[69]

.

Покровительство Паисия Лигарида полностью исчерпало себя, самоутверждение Симеона Полоцкого в Москве состоялось, а умение понимать Алексея Михайловича с полуслова сулило возможность осуществить многое из того, в чем поклялся монах Симон перед ликом Евфросинии Полоцкой. Игумен монастыря Всемилостивейшего Спаса горячо воспринимал военные и политические успехи Алексея Михайловича, а они были значительными. В 1667 году вся Левобережная Украина и Киев окончательно вошли в состав России; международный авторитет Русского государства в Европе был весьма высок, прорехи во внутреннем неустройстве медленно, но верно сходили на нет.

В 1669 году, а возможно и ранее, в Москву из Вильно по персональному вызову царя, как показывают строки из письма Симеона Полоцкого, «…выехал на твое Великого Государя имя из Литовския земли брат мой единоутробный Иоанн Емельянов сын». Поражает трогательная забота о родственнике и живое участие в его судьбе. Вероятно, Иоанн, осмотревшись, принял твердое решение «во святом иноческом чине житие свое проводить». Прочтем письмо Иоанна, обращенное к Алексею Михайловичу.

«Царю Государю… бьет челом холоп твой иноземец, Ивашко Емельянов, выехал из Вильни на твое Государево имя, и за выезд я холоп твой пожалован твоим Государевым жалованьем… Живу в Спасском монастыре… и всякие твои Государевы дела делаю с Симеоном вместе…»

Мы уже упомянули, что во второй половине XVII века Россия стала одной из сильнейших держав Европы. Нагрузка на государевы приказы неимоверно возросла.

Дьяки и подьячие задыхались в потоке бумаг, знатоков латыни и толмачей не хватало.

…Иезуит Эммануэль Альварес, португалец по происхождению, вовсе не предполагал, что его латинская грамматика переживет его самого и, невзирая на государственные границы, прочно займет место в процессе обучения в большинстве учебных заведений Европы. Россия обратилась к труду Альвареса благодаря Симеону Полоцкому, которому Алексей Михайлович поручил то самое «государево дело», о котором сообщал в своем письме Иоанн. Так царским указом была учреждена еще одна школа, получившая название Заиконоспасской.

Утвердительно можно сказать, что Алексей Михайлович обладал собственным видением развития просвещения в России. Патриаршая школа в Чудовом монастыре и Ртищевская в Андреевском лишь в слабой мере удовлетворяли потребность в образованных людях. В основном это были отроки, обучение которых сводилось к письму и чтению, а уж дальше — как сложатся обстоятельства.

В Заиконоспасскую школу стали подбирать людей взрослых, имевших определенные знания и опыт работы с деловыми бумагами в Тайном приказе, то есть в собственной канцелярии его царского величества. Об этом государственном учреждении стоит сказать особо. «Приказ его великого Государя тайных дел» был создан в 1654 году и в действительности хранил за семью печатями тайны, о которых не дано было знать ни самим доверенным боярам, ни многим приближенным к царю людям.

«Государевым именем» имели право действовать только дьяки приказа Тайных дел, число которых было невелико. Однако в их руках, кроме деловой переписки, были сосредоточены: надзор за всеми гражданскими и военными делами в России, сбор сведений, сопровождение многочисленных дипломатических миссий. О том, что приказ являлся, ко всему, тайной полицией и ведал делами старообрядцев-раскольников и их сыском, а также зорко следил за состоянием умов, знали немногие. Симеон Полоцкий и его брат Иоанн входили в их число, что позволило одному из биографов Симеона Полоцкого утверждать: «Его положение могло внушать страх окружающим». Так это или нет, оставим на совести того, кто пришел к такому заключению.

Своим великовозрастным ученикам Симеон По-лоцкий доходчиво объяснил, что отступать от своего жизненного и педагогического правила — от простого к сложному — он не намерен.