Верный слуга Алексея Михайловича. Две жизни Симеона Полоцкого

…Боярин Артамон Сергеевич Матвеев тонко улавливал настроение своего воспитанника и подогревал в Алексее Михайловиче страсть к комедийным действам. Царь был, как говорится, по уши влюблен в свою супругу Наталью Кирилловну, имевшую нрав веселый и общительный. В усладу молодице Алексей Михайлович готов был пуститься на всё. И хотя театр, в то время несколько презрительно называвшийся «игрищем» или «позорищем», был не в чести у Православной церкви, лицедейство, запретный плод, пришелся по вкусу многим именитым особам. «Библия в лицах?!» — фыркали доморощенные ревнители благочестия и при этом неизменно прибавляли: «Бесовство! Кощунство!» «Любо!» — чувственно вздыхали на женской половине царева двора, побывав на очередном театральном представлении, которое устраивал А.С. Матвеев у себя в хоромах[105].

4 июня 1672 года произошло событие, повлиявшее на всю последующую культурную жизнь России. Согласно царскому указу предлагалось: «…иноземцу Ягану Годфриду учинити камедию, а на камедии действовати из Библии — Книгу Есфирь — и для того действа устроить хоромину вновь». Поначалу театр и труппа[106] располагались в помещении над Аптекарским приказом, а вскоре на сем месте вырос Потешный дворец.

В богобоязненности Тишайшего государя боролись два начала — запретительное и прогрессивное. Торжество последнего неоспоримо. Существует вполне обоснованное предположение, что, уломав патриарха Иоакима и получив благословение на комедийные действа, царь был вынужден пойти на компромисс с его святейшеством и запретил прилюдно появляться в платье иноземного покроя.

Театр захватил самого самодержца без остатка, а затем страстью к комедийным действам воспылала вся царственная родня. Увлечение царя было настолько сильным, что в день первого представления пьесы «Артаксерксово действо» (произошло это событие 17 октября 1672 года) Алексей Михайлович десять часов без перерыва смотрел спектакль, который был поставлен в лучших сценических традициях того времени — с прологом и эпилогом.

Что остается от спектакля, когда он сыгран, окончательно сошел со сцены, а актеры закончили свой земной путь? В веке девятнадцатом, в пору расцвета русского театра, это были афиши, программки с краткими сведениями об авторе и исполнителях, костюмы, в которых они проживали жизни героев, театральный реквизит и декорации. От описываемого времени остались лишь воспоминания очевидцев, расходные книги о выплате жалованья, названия спектаклей и чудом уцелевшие тексты пьес.

«Вирши в великий пяток при выносе плащаницы»[107]

, школьная пьеса, к названию которой Самуил Петровский-Ситнянович присовокупил место постановки «в монастыре отца ксендза Шембека», представляется нам именно такой. «Великий пяток» — это Великая пятница на Страстной неделе. «Не знаю, есть ли что-либо более достойное, чем деяние при Божьем погребении печальное?» — вопрошает Самуил Петровский-Ситнянович, определяя пьесу как жанр библейской трагедии. Игралась она студентами на польском языке и была преисполнена ярких драматургических коллизий, не оставлявших публику равнодушной. Ко всему прочему — хоровому пению, сопровождавшему каждый диалог, театральным эффектам — Самуил Петровский-Ситнянович ввел в действие две персоны, интерес к которым не ослабевает на протяжении многих веков. Первая из них — Иосиф Аримафейский, иудейский князь, тайно исповедовавший учение Христа, член синедриона (Мф. 27,57—61), и Никодим, начальник всадников в охране Понтия Пилата (Ин. 19, 38—42), уверовавший в Сына Божиего[108]. В эпилоге автор обращается к зрителям:

Я вижу, что ты насмотрелся, любезный слушатель,На то, какие Душа с Ангелом прошли испытания,

Как по дорогам ходили, горько сокрушаясь,Жителей за собою на то же увлекая.Исправь же и ты свое сердце, будь благодарен тому,

Кто вынужден был страдать во избавление твое.

Автограф Самуила Петровского-Ситняновича:

«В честь смерти Господней; составил пьесу некий базилианин в Вильне, на Пасху».

На вопрос, исполнялись ли на публике пьесы Симеона Полоцкого «Комедия о блудном сыне», «О Навуходоносоре царе, о теле злате[109] и о триех отроцех, в пещи не сожженных», «Комедия о Навуходоносоре и Олоферне», существует множество ответов, суть которых сводится к предположению: возможно, да.