Я, как упорствующий, был направлен “на обработку” в Сухановскую тюрьму. Описание процесса “обработки” едва ли необходимо. Через 2 месяца я подписал подробный диктант о своей “предательской” деятельности: “я сообщил зам. начальника отдела полковнику ШЛЕНСКОМУ список наших нелегалов, а он передал этот список КЛЕТНОМУ”.
Когда моя подпись была получена, меня перевели в обычную Лефортовскую тюрьму. Здесь через 2–3 дня я сумел добиться получения листка бумаги и написал заявление на имя прокурора (в наивной вере в правосудие и законность), сообщив о примененных ко мне методах, вынудивших меня признать ложные показания, и требуя нового следствия под наблюдением прокурора.
Результаты, однако, были не те, что я ожидал. В течение нескольких суток со мной проводили повторные “занятия”, требуя твердо усвоить прежние ложные показания и повторить их в любой час, когда потребуют. “Усвоение” для меня оказалось трудным и давалось нелегко.
В заключение этой тренировки меня привезли в МВД для допроса в присутствии представителя РУ — моего бывшего помощника т. ПОПОВА П.А., который, собственно, и вел допрос, задавая мне вопросы. Присутствовавший при этом следователь КАЗАКЕВИЧ лишь спросил меня участливо о моем здоровье и я, как требовалось, разъяснил, что голова у меня забинтована, так как я “слегка простудил уши”, а хромаю я “из-за приступа ревматизма”.
На вопросы ПОПОВА я кратко ответил, что “выдал резидентуру “Рамзая”, сообщив ШЛЕНСКОМУ список всех агентов”.
Я считал тогда, что только законченный идиот мог не понять истинную цену моих ответов по их характеру и тону и не догадаться, ценой какой “простуды” и “ревматизма” получены эти ответы. <…> но теперь склонен думать, что в обстановке того времени он (Попов. —
По возвращении в тюрьму я снова, применив обычные тюремные методы, добился бумаги и снова написал заявление прокурору, требуя его вмешательства. Я подал несколько таких заявлений и, хотя периодически это вызывало рецидивы “простуды” и “ревматизма”, нехитрой уловкой в одном из заявлений добился вызова меня 16.5.40 г. на распорядительное заседание ВТ МВО, куда уже было передано мое дело. На распорядительном заседании я рассказал о методах следствия, о ложности показаний как моих, так и ШЛЕНСКОГО и КЛЕТНОГО, просил довести это до сведения РУ РККА и требовал нового переследствия.
В августе 1940 года меня доставили на суд в ВТ МВО. Председателем суда был б. зам. министра юстиции КРЮКОВ. На судебном заседании я полностью разоблачил ложь допрошенного здесь же “свидетеля обвинения” КЛЕТНОГО, который был вынужден отказаться от всех показаний и пытался наскоро придумать новый вариант, но окончательно запутался.
Важно отметить, что на вопрос председателя трибунала: “Каково именно было содержание документов, переданных ему мною, СИРОТКИНЫМ, через ШЛЕНСКОГО”, КЛЕТНЫЙ ответил, что он этого не знает, так как побоялся встретиться с японским связником, и эти документы, не посмотрев, сразу же сжег, а пепел потопил в уборной. <…>
Решение суда: вернуть дело на переследствие. После суда мне предложили еще раз письменно подробно изложить мои разоблачения, указать документы и необходимых свидетелей для переследствия. Однако никакого переследствия не состоялось».
«ПРОТОКОЛ СУДЕБНОГО ЗАСЕДАНИЯ
1940 г. октября 28 дня, Военный Трибунал Московского военного округа в закрытом судебном заседании в Москве в составе: председательствующего военного юриста 1 ранга ДОЦЕНКО и членов подполковника ВИШНЕВА и военного инженера 2 ранга ГОРОДЕНСКОГО и интенданта 2 ранга НЕФЕДОВА при секретаре военном юристе 3 ранга АНФИМОВЕ
рассматривал дело по обвинению СИРОТКИНА Михаила Ивановича,
по ст. 58-1 п «б» УК РСФСР.
В 12 час. 10 мин. председательствующий открыл судебное заседание и объявил, какое дело подлежит рассмотрению трибунала.
Секретарь доложил, что подсудимый СИРОТКИН и свидетель КЛЕТНЫЙ, содержащиеся под стражей, в суд доставлены. <…>
ПОДСУДИМЫЙ СИРОТКИН заявил ходатайства: Я прошу допросить следующих свидетелей:
I/ КОНСТАНТИНОВУ и ПОПОВА для установления того факта, что КЛЕТНЫЙ был у меня в Разведупре 2 раза в их присутствии, вследствие чего мы не могли с ним договориться о шпионской связи.
2/ КОНСТАНТИНОВА, его жену, ШЛЕНСКОГО и КЛЕТНУЮ, для установления того, что я пришел к КОНСТАНТИНОВЫМ не утром, как показывает КЛЕТНЫЙ, а вечером и на воздушном параде 18/VIII-37 года не был с ними.
3/ АНТИПИНУ — для установления того, что я оба раза был в доме у КЛЕТНОГО в ее присутствии и оба раза провожал ее от КЛЕТНОГО, а не вдвоем со ШЛЕНСКИМ, как он показывал и поэтому не мог договариваться о чем-либо со ШЛЕНСКИМ, возвращаясь с ним от КЛЕТНОГО, как показывает КЛЕТНЫЙ.
4/ ВАЛИНА, ЛЕЙФЕРТА и РИНКА для того, чтобы путем их допроса вскрыть ложные показания КЛЕТНОГО о том, что они сказали КЛЕТНОМУ о том, что я являюсь шпионом.