В конце июня или в начале июля 1937 года ко мне на квартиру пришел СИРОТКИН и передал письмо ПОКЛАДКА и конверт с фотобумагой. В письме Покладок мне писал, что он находится в Хабаровске. О шпионаже он мне ничего не писал. В квартире была моя жена, но не все время. После этого я был у ЛЕЙФЕРТА, и он мне сказал, что СИРОТКИН нужный человек и с ним нужно установить связь и будет мне передавать шпионские сведения.
В июле1937 года я был у СИРОТКИНА в Разведуправлении и вел с ним разговор о шпионских делах. Когда я пришел к СИРОТКИНУ, то там была КОНСТАНТИНОВА, которая затем ушла. <…>
У СИРОТКИНА я был минут 10, это было в 20-х числах июля 1937 года.
Поговорив с ним, я уехал в отпуск. С СИРОТКИНЫМ я договорился встретиться на квартире КОНСТАНТИНОВА 18.8.37. <…>
На квартиру к КОНСТАНТИНОВУ первые приехали: Я, Шленский и моя жена. СИРОТКИН вслед за нами через час с женой КОНСТАНТИНОВА. Воспользовавшись моментом, СИРОТКИН передал мне в коридоре служебный конверт с материалами шпионского характера, для передачи японской разведке.
Конверт я уничтожил, т. к. ЛЕЙФЕРТ был арестован. Переданный мне СИРОТКИНЫМ конверт с содержимым я уничтожил в уборной квартиры КОНСТАНТИНОВА, так как имел трудности передачи японской разведке. Все шпионские сведения я передавал не лично японской разведке, а через одного сотрудника Наркомвнутдел КОСУХИНА. <…>
Связь с СИРОТКИНЫМ я прекратил с 18.8.1937 года, т. к. установил связь со ШЛЕНСКИМ, который пришел в Разведупр. ШЛЕНСКИЙ передавал шпионский материал мне, а СИРОТКИН был, как мне было известно, от РИНК и ПОКЛАДОК помощником ШЛЕНСКОГО.
На квартире у КОНСТАНТИНОВА был и ШЛЕНСКИЙ, но он был в отпуску и поэтому он не брал пакета от СИРОТКИНА, а сделал это я, т. к. ШЛЕНСКИЙ сказал мне, что он еще не приступил к работе в Разведупр.
Кто ШЛЕНСКОГО свел с СИРОТКИНЫМ, я не знаю.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Свидетель КЛЕТНЫЙ!
Вы старый, опытный шпион, а логики в ваших показаниях не имеется. Суду неясно, почему шпион ШЛЕНСКИЙ устранил себя от обязанностей шпиона?
СВИДЕТЕЛЬ КЛЕТНЫЙ: ШЛЕНСКИЙ еще не приступил к работе в Разведупра. И находился в отпуске. <…>
ПОДСУДИМЫЙ СИРОТКИН: КЛЕТНЫЙ в Разведупре первый раз ко мне заходил после того, как я приехал из Японии. Тогда был у меня мой помощник ПОПОВ Петр Акимович. Тогда КЛЕТНЫЙ спрашивал о том, как получить пиш. машинку? КЛЕТНЫЙ тогда же приглашал меня и ПОПОВА к себе на квартиру, но ПОПОВ отказался, а я сказал, что к нему зайду, т. к. имею к нему пакет от ПОКЛАДОК. И на следующий день я был у КЛЕТНОГО, он разбирал свое барахло, полученное из Таможни.
Второй раз КЛЕТНЫЙ пришел ко мне в Разведуправление, и тогда в комнате были ПОПОВ и КОНСТАНИНОВА, которой КЛЕТНЫЙ передал счет на 100 иен. ПОПОВ все время присутствовал в кабинете и никуда не выходил.
ПОДСУД. КЛЕТНЫЙ /на вопрос председ./: «Правильно ли говорит СИРОТКИН?» Я не знаю, так как не помню.
В 15 час. 25 м. объявлен перерыв суд. заседания.
В 15 час. 30 м. суд. заседание продолжается.
На вопрос председательствующего подсудимый СИРОТКИН показал:
Прошу ВТ обратить внимание на показания КЛЕТНОГО, что он у меня в Разведуправлении был два раза. Прошу допросить по этому поводу ПОПОВА и КОНСТАНТИНОВУ. <…>
Председательствующий объявил перерыв и ВТ удалился на совещание.
По возвращении ВТ с совещания председательствующий огласил определение об отложении слушания дела и направлении дела по обвин. СИРОТКИНА на доследование в ГВП.
Мера пресечения обвиняемому СИРОТКИНУ — содержание его под стражей оставлено без изменений.
В 16 час. 15 м. судебное заседание закрыто.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ
военный юрист 2 ранга
/КРЮКОВ/
СЕКРЕТАРЬ
Военный юрист
/КРАСНОВ/».
В докладной записке от 10 октября 1964 года М.И. Сироткин писал: «Первый следователь, поставивший меня в известность о том, что я “враг народа” и “японский агент”, требовал от меня признания в том, что я умышленно наводнял сеть агентами противника и, в частности, прикрывал шпионскую группу “Рамзая” (здесь и далее подчеркнуто в тексте документа. —
Это обвинение, очевидно, не было достаточно “согласовано” и “увязано” с измышлениями ШЛЕНСКОГО и КЛЕТНОГО, давшими показания против меня, так как первый следователь был сменен, а второй уже требовал от меня признания в том, что я “выдал японцам всю агентурную сеть, в том числе и резидентуру “Рамзая”.
Поскольку я возражал, что это бессмысленно, так как, будучи в Японии, я еще не мог знать нашу агентуру (стал начальником агентурного отделения только после возвращения из Японии), то мне предложили другой вариант, еще более бессмысленный: “Я выдал всю сеть, сообщив данные о ней уже в Москве ШЛЕНСКОМУ (т. е. заместителю начальника отдела, в котором я был начальником отделения!), а он уже передал этот документ “матерому шпиону КЛЕТНОМУ”.
Мои возражения и указания на еще большую бессмысленность этого варианта и на нелепые, противоречивые и легко разоблачаемые измышления ШЛЕНСКОГО и КЛЕТНОГО не были приняты следователем.