«Верный Вам Рамзай». Книга 1. Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии 1933-1938 годы

Я отнюдь не хочу оправдывать Бориса, он очень во многом виноват и, прежде всего, в том, что у него нет к нашей работе такого отношения, которое должно быть и которое мы обязаны требовать от каждого нашего работника. Но в этом отчасти я считаю виновным и Алекса и себя. Вскоре или почти сразу после приезда Алекса, началось постепенное отстранение Бориса от многих частей нашей работы и это, естественно, повлияло на его настроение. Очевидно, наша (моя и Алекса) задача должна была заключаться в том, чтобы это преодолеть во что бы то ни стало, мы это с достаточной резкостью и с необходимым напором не делали.

Мои личные отношения с Алексом не раз принимали резкий характер. Происходило это исключительно по вопросам той или иной оценки нашей работы. Возможно, что по тем или иным вопросам я ошибался, но считал своей обязанностью открыто и прямо докладывать мои мнения по вопросам, в которых я держался иной точки зрения. К сожалению, Алекс не переносит критики его действий и ему совершенно не присуща самокритика. Некоторые вопросы, по которым у нас имелись расхождения, я докладываю Вам:

1. Со дня приезда и до 26 декабря, т. е. на протяжении 8-ми месяцев, Алекс ежедневно (за очень редким исключением) посещал коробку (консульство. — М.А.) и переплетную (резидентуру. — М.А

.). Я считал, что это не вызывается необходимостью, что от этого не увеличится оперативность, но что это может нанести серьезный вред. Я доказывал Алексу, что в случае чего-либо срочного он будет немедленно извещен. Хотя он приезжал в коробку только на полчаса или на час, но ежедневно, и поэтому это бросалось в глаза и, естественно, что очень быстро его расконспирировало перед людьми нашей колонии и боями, мимо которых почти невозможно попасть в переплетную (резидентуру. — М.А.).

2. Первое обстоятельство было бы не столь серьезным, если бы у него не было столь большого количества связей. Он был связан в Ширме больше, чем с 20-ю людьми. Кроме того, встречался с людьми в городе Михаила (Тяньцзине. — М.А

.). Помимо указанных людей (это наши люди), он непосредственно держал связь с Максом, человеком для нас темным, не проверенным, связанным с сапожными делами. Последнее, т. е. связь с Максом, кажется мне совершенно недопустимой для человека, который систематически связан со всеми нашими людьми на улице. Это и был второй пункт, по которому я не соглашался с Алексом.

Сейчас произошли аресты групп сапожников (лиц, добывавших и, возможно, изготовлявших паспорта. — М.А.), которые торговали точно теми же, т. е. тех же стран сапогами, которые предлагает нам Макс. Считаю, что источник получения у Макса и у этих людей, вероятно, один и тот же, вопрос только в линиях связи. Необходимости Алексу связываться с Максом непосредственно никакой не было, ибо Макса знал я и Борис. Я брал у него уроки анг. языка и в разговорах установил его причастность к сапожному делу и возможность его использования. По приезде Алекса я передал Макса ему в качестве преподавателя анг. языка с тем, чтобы и он к нему присмотрелся, однако, мне кажется, не было необходимости в том, чтобы он с ним себя связал по сапожным делам.

Я уже писал, что Алекс связан решительно со всеми нашими людьми на улице и почти через день имел с ними встречи. Естественно, что малейший прорыв в этом звене поставил бы под удар абсолютно все. Я считал, что количество встреч Алекса можно безболезненно несколько сократить, улучшив работу связистов, тем более что пребывание Алекса здесь дело временное и без того, чтобы наши связисты не научились как следует работать, мы далеко не уйдем. Систематические же связи Алекса с резидентами от двух до трех раз в месяц превращало наших связистов по существу в ненужное звено, ибо две-три встречи в месяц в условиях, когда у наших резидентов пока серьезной оперативной работы еще нет, вообще совершенно достаточно.

3. Сейчас появились неприятные симптомы, о которых я кратко пишу в моем письме и прилагаю донесения Дара, Фан и Лели. Оценка здесь у нас с Алексом также несколько расходится. Телеграмму Вам об этих симптомах Алекс вначале не хотел отправлять, считая, что он сам решит все на месте и только после моих настояний и после того, как я показал ему Ваше директивное письмо, он эту телеграмму отправил. Однако он и сейчас все эти факты расценивает как несерьезные…

Ко мне обращались наши связисты (Леля, Леонид) с жалобами на грубость и резкость Алекса. Я убеждал их, что Алекс измотан и издерган на протяжении многих лет работы и поэтому не стоит болезненно это воспринимать.

Я считаю, что я, может быть, повинен в том, что своевременно не писал Вам об этом. Но сделал это я по двум причинам. Я мог отправить письмо только через Алекса (он категорически предупредил меня, что письма могут идти только через него). И второе — я считал нужным все эти наши отношения ликвидировать на месте и сработаться во что бы то ни стало… 5/V. 37. С сердечным приветом. Артур».