В брошюре содержались переданные Фронтом сведения о 57-м особом корпусе. Состав соединений и частей корпуса, их численность, вооружение и дислокация были указаны им совершенно точно. Указанные им места нахождения складов и аэродромов были нанесены на японские штабные карты. Эти данные бомбардировочная авиация Квантунской армии использовала, в том числе во время боев на Халхин-Голе. Начальник артиллерии дивизии не только подтвердил ранее имевшуюся у японцев информацию, но и существенно ее дополнил. Очень подробно Фронт сообщил об организации, численности и вооружении 36-й дивизии[642]
.«Наиболее полную информацию японской разведке он передал об артиллерийском вооружении частей округа и частей 57-го корпуса. Профессиональный артиллерист хорошо знал свое дело. Типы и количество орудий, калибры и количество боеприпасов — этими цифрами забито несколько страниц его показаний. Для японской разведки это была подробная картина оснащения боевой техникой (винтовки, пулеметы, орудия)… Информация была правдивой и ценной, хотя в некоторых вопросах Фронт признавал свою некомпетентность. Несмотря на то, что в чем-то он не смог удовлетворить интерес японцев, выданная им информация имела для японской разведки большое значение. И не только цифровые данные, но и его рассуждения о возможных действиях советских войск в Монголии. В частности, он обратил внимание японского командования на возможные действия на монгольском театре таких специфических соединений, как мотоброневые бригады, на вооружении которых были только бронеавтомобили»[643]
.В ночь на 13 июня 1938 г. с советской территории в Маньчжоу-Го сбежал начальник управления НКВД по Дальневосточному краю комиссар государственной безопасности 3-го ранга Г. Люшков. За четыре дня до этого Люшков, прибывший из Хабаровска в служебную командировку в Приморскую область, с небольшой группой сотрудников УНКВД выехал в г. Гродеково «с целью инспекции находившихся там 58-го и 59-го пограничных отрядов НКВД». «Закончив проверку 58-го погранотряда, 11 июля он переезжает в поселок Славянка, где знакомится с положением дел в 59-м пограничном отряде НКВД. Никто и не полагал, что именно этот участок границы Люшков выбрал для ухода за кордон. Позднее он объяснял японским офицерам: пограничные посты 59-го отряда в основном ориентированы на северное направление, а район уезда Хуньчунь (где Люшков и оказался после побега) считался второстепенным участком и довольно слабо охранялся.
Выбрав место перехода, он заявил сопровождавшим его лицам, что прибыл в приграничную зону для встречи с важным закордонным агентом НКВД. Тот должен был выйти на участок советской границы с сопредельной стороны (из Маньчжоу-Го). Встреча проводится по личному распоряжению наркома внутренних дел СССР Н.И. Ежова, советский информатор хорошо владеет русским языком, а потому переводчик при встрече не требуется. К тому же агент являлся настолько серьезной фигурой, что встреча с ним должна проходить без свидетелей. Люшков собирался передать агенту деньги на оперативные расходы (примерно 4000 маньчжурских гоби). В ночь на 13 июня 1938 г. он ушел на эту встречу и… исчез»[644]
.Из стенограммы допроса перебежчика Люшкова полковником Танака Тэцудзиро в разведотделе штаба японской Квантунской армии.
«Вопрос: Вы решили бежать и получить здесь политическое убежище?
Ответ: Я почувствовал, что мне грозит опасность.
Вопрос: Какая именно опасность вам грозила?
Ответ: В конце мая я получил известие от близкого друга в НКВД, что Сталин приказал меня арестовать.
Вопрос: Чем вы вызвали гнев Сталина?
Ответ: Мне было поручено выявить недовольных чисткой в штабе Особой Дальневосточной армии, которой командует Блюхер. О положении в армии я должен был докладывать Сталину и Ежову. Но отыскать порочащие Блюхера факты я не смог и мне нечего было сообщить в Москву. Поэтому Сталин и Ежов решили, что я заодно с недовольными элементами. Они задумали вместе с Блюхером подвергнуть чистке и меня.
Вопрос: Расскажите о действиях НКВД на Дальнем Востоке.
Ответ: За время моей работы в Хабаровске с августа прошлого года и до сих пор арестованы за политические преступления 200 тысяч человек, семь тысяч расстреляны — это значительно меньше, чем в среднем по стране. Поэтому в Москве подумали, что я саботажник. Меня стали подозревать»[645]
.Цифры, приведенные Люшковым, не соответствовали действительности.
Бегству Люшкова было придано в Японии чрезвычайно важное значение. Этот факт расценивался как возникновение движения против Сталина в высших кругах советского руководства. В крупнейших японских газетах «Асахи симбун», «Токио Ничи-Ничи», «Майнити» и других появились интервью Люшкова, в которых он представлялся как борец со сталинским режимом.