Весь августовский номер журнала «Кайдзо» журналисты посвятили побегу Люшкова. В интервью с главным редактором журнала бывший чекист так пояснял мотивы своего поступка: «Почему я, человек, который занимал один из руководящих постов в органах власти советов, решился на такой шаг, как бегство? Прежде всего я спасался от чистки, которая должна меня коснуться… Я много размышлял перед тем, как пойти на такое чрезвычайное дело, как бегство из СССР. Передо мной была дилемма: подобно многим членам партии и советским работникам быть расстрелянным в качестве «врага народа», будучи оклеветанным, или посвятить остаток своей жизни борьбе со сталинской политикой геноцида, приносящей в жертву советский и другие народы. Мое бегство поставило под удар мои семью и друзей. Я сознательно пошел на эту жертву, чтобы хоть в какой-то мере послужить освобождению многострадального советского народа от террористически-диктаторского режима Сталина»[646]
.Так ли это?
В Хабаровск Люшков прибыл в начале августа 1937-го на должность начальника Управления НКВД по Дальневосточному краю с должности начальника УНКВД по Азово-Черноморскому краю. Масштабы разрушительной деятельности Люшкова на Дальнем Востоке впечатляют. В 1937–1938 гг. лишь в Приморской и Уссурийской областях были арестованы 819 «участников право-троцкистской организации», 74 «бывших члена антисоветских партий» (меньшевики, эсеры, монархисты), 1573 человека по категории «контрреволюционный элемент», 8479 человек из числа «шпионско-белогвардейского и прочего антисоветского элемента», 1046 корейцев, а 102 тысячи корейцев переселены в Казахстан. Всего же по краю, исключая армию и ТОФ, было арестовано 15 435 человек[647]
.Люшков инициировал масштабный удар по «людской базе иностранных разведок». В крае были арестованы сотни и тысячи «агентов иностранных разведок» (германской, английской, польской и японской). По оперативным документам УНКВД по ДВК, завизированным лично Люшковым, выходило, что бывшие военные, советские и партийные работники «профессионально занимались шпионажем в пользу Японии чуть ли не с детства, безнаказанно осуществляя свою нелегальную деятельность еще при царском режиме». Особенно много «шпионов» оказалось в штабах, соединениях и частях ОКДВА.
Особые усилия Люшков прилагал к «вскрытию резидентур» японской разведки. Как свидетельствовал его заместитель Г.М. Осинин-Винницкий, «Люшков дал установку во всех делах находить массовые связи с японцами, и не было ни одного арестованного, который не давал бы показаний о связях с японцами»[648]
.16 апреля 1938 г. М.П. Фриновский, первый заместитель наркома внутренних дел, направил в Хабаровск шифровку со срочным вызовом в Москву заместителя Люшкова М.А. Кагана «в связи назначением другой край». Заподозривший недоброе Люшков попросил его позвонить из Москвы в Хабаровск и сообщить о причинах вызова. Обещанного звонка Люшков не дождался: Каган был арестован прямо по прибытии в столицу.
В конце апреля 1938-го арестовали И.М. Леплевского — одного из ближайших соратников Люшкова. Еще одним звонком предстоящей расправы стала поступившая 26 мая телеграмма, в которой сообщалось о принятом Политбюро ЦК ВКП(б) решении: «освободить тов. Люшкова Г.С. от работы начальника УНКВД Дальневосточного края с отзывом для работы в центральном аппарате НКВД СССР»[649]
.Чтобы не разделить судьбу им же арестованных чекистов (ответственность за совершенное им беззаконие его в тот момент не пугала), Люшков решил упредить события, бежав за кордон, чтобы спасти собственную жизнь.
В своих показаниях в ходе следствия Зорге так прокомментировал «дело Люшкова»: «Я придерживаюсь мнения, что Люшков перебежал не потому, что был недоволен действиями советского руководства или совершил какой-то недозволенный поступок, а потому, что сам опасался оказаться жертвой чисток, которые прокатились по рядам ГПУ. Я полагаю, что именно поэтому Люшков своему дезертирству придал политическую окраску. Вполне понятно, что в Сибири у него были друзья, которые придерживались оппозиционных взглядов… Характер действий предателей всегда одинаков. Делать же выводы о том, каково положение в России, исходя из высказываний Люшкова, очень опасно. На мой взгляд, его информация очень напоминает ту, которую можно почерпнуть из книг немецких перебежчиков, утверждающих, что нацистский режим находится на грани развала»[650]
.