Вертоград Златословный

Молитва Сергия РадонежскогоВ глухом лесу, затерянном от солнца,Молился он и, слезно призывая,Спасителя и Мать Его, молил Их.Стояла кровь в следе копыта конском,Тянуло гарью с пепелищ залесских,И над землей стоял уже умолкшийКрик обесчещенных, израненных, избитых.И мысленным проникновенным взоромОн видел праведных дворы над чернымИ под лазоревым небесным сводом.Они так далеко были отсюда,

Что если б встать всем лучникам татарскимНа расстоянии стрелы полетаОдин перед другим, из них последнийНе ближе б был к селеньям тем, чем первый.Там пахнет фимиамом хлеб несжатый.И мед на дне колодца. Посредине есть ток,На коем веет Спас людские души,Уносит ветер их грехи, как сор.Несчетно чистых зерен там. Иные —Что чище чистых — в птиц превращеныИ на смоковницах сидят тенистых.И льется пенье их над тем селеньем.И мысленным проникновенным взором

Он глянул вниз — и там все было чёрно,Черней крыла вороньего ночного.И слабо доносился крик оттуда.Он видел кровь в следе копыта конском,И горький пепел из селений грешныхПорою долетал сюда и падал,Кружась, на домы праведных спасенных…1998Анна КашинскаяУ кромки воды она снова стоит онемело.А вверх по реке поднимается гроб. Так, как прежде…Вновь мгла изливается в сердце, и боль ломит тело,

И точит сухая слеза изможденные вежды.Есть стороны света и времени года четыре,И на четырех мир замешан стихиях скудельный.Четырежды мертвых опустят в могильные дыры:Два сына и муж. Внук его. И над Тверью над пленнойНад Волгой замерзшею билась отсталая чайка, —Найти не могла ни живой, ни умершей водицы.И сдавленный воздух татарская била нагайка.И солнечный луч от беды под землей схоронился.Покроет их каменный свод с четырьмя парусами,И ангел изронит перо, и орел заклекочет,И лев со быком к их тепло припадут изголовью.Вода пахнет горем. И выплакан досиня воздух.

Затоптан огонь, и земля корчит рот свой от раны.Забвенье, затьмачье, засмертие зачеловечье.Загонишь за Адежь — уронишь — потом не воротишь.Ни мыслию быстрой, ни косноязычною речью…тоять, как свеча, изгорая душою и плотью.О том, что познала, не скажет испуганный Кашин,Ни инок Фома, ни московский писец и ни басма.А с неба — не белая манна, а черная сажа:Пришла Калита. — Отворяй ворота. Будут казни.И было в судьбе ее только четыре потери.И только тщета — словно солью поили морского.А в детстве хранитель ее сплел венок ей из терний.Чтоб стала спустя много лет после смерти святою.1998