Весь апрель никому не верь

Полетела душа по второму следу и нашла шею. Занемела от усталости, согнулась шея. Сказала ей душа: «Вернись, помоги человеку высоко голову нести, и он не согнет тебя без надобности». И обратно поползла шея.

Полетела душа по третьему следу и нашла руки. Лежали они ладонями вверх, и сухой песок струился меж пальцев. Сказала душа рукам: «Вернитесь, помогите человеку трудиться, а он станет подсказывать вам, как и что делать». И обратно поспешили руки.

Полетела душа по четвертому следу и нашла живот. Худой, изможденный, стучал он ребрами друг о друга, как пустой миской о стол. Сказала душа животу: «Вернись, помоги человеку превращать пищу в силу, и, став сильнее, он никогда не оставит тебя голодным». И обратно отправился живот.

Полетела душа по пятому следу и нашла спину. Отсела спина повыше, да съехала с дюн и покоилась внизу, бесхозная. Сказала душа спине: «Вернись, помоги человеку твердо себя держать, и никому кланяться не придется». И обратно двинулась спина.

Полетела душа по шестому следу и нашла ноги. Бегали-бегали они без толку и свалились, истомленные, мозолями кверху. Сказала душа ногам: «Вернитесь, помогите человеку везде поспевать, а он станет омывать вас к ночи и даст роздых вашим подошвам». И обратно помчались ноги.

Увидела душа, что человек лежит, невредимый, там, где уснул, и залюбовалась им: ветер развевал волосы над красивой его головой, и была гордой его шея, сильны руки, подтянут живот, стройна спина и ноги крепки. Когда последним, седьмым звеном впорхнула душа в человека, поднялся он и пошел. Шел-шел и сам отыскал пристанище – оазис с чистым ручьем. «Все, что нужно для жизни, есть теперь у меня», – сказал человек. И стал жить.

– Притчу, честно говоря, придумал брат. Я ее просто вспомнила, а Дора подправила.

– У вас есть брат?

– Отец ушел от мамы к другой женщине, у них родился сын – наш с Дорой брат, но тот, что приходил ко мне, был взрослым. Он рассказывал сказки, чтобы я не сильно скучала, и… и улетал.

– То есть ваш брат был призрачным?

– Можно и так сказать.

– Его случайно не Карлсоном звали? – ляпнул Матюша со смешком и внутренне сжался: сейчас обидится! Чертов болтливый язык… Но Марина задумчиво качнула головой:

– Не Карлсоном… Я звала его просто братом. Он подарил мне акварельные краски и кисти.

– Брат купил вам краски в сказочном магазине?..

– Они были настоящие. Так-то я с двух лет рисовала карандашами. Вячеслав Николаевич сказал, что…

– Вы так часто говорите о Владимирском, будто влюблены в него, – на этот раз Матюша перебил ее и, готовый убить себя, хотел попросить прощения, но Марина вдруг рассмеялась:

– Ему шестьдесят девять! Старикан, вообще-то, крепкий, я бы влюбилась, но жена у него бессменная. Очень симпатичная женщина, держит салон красоты. Сама, между прочим, кофе заваривает для нас в студии. Я у нее в любимицах… А хотите знать, кого люблю? – Марина кокетливо поправила выбившуюся из прически прядь. – Прямо жить не могу без этого художника!

– Повезло же кому-то…

– Невероятно повезло, такой талантище! Он старше Вячеслава Николаевича лет, по крайней мере, на триста пятьдесят. Обожаю его жанровые портреты, в них так тонко выписаны интерьер и костюмы. У дам по тогдашней моде высокие лбы, они то пишут письма, то читают письма, а Сын Бога в религиозной картине беседует с Марфой и Марией совсем как простой уставший человек.

– Ян Вермеер?

– Угадали!

Матюша поддразнил: