Весь апрель никому не верь

Понятно: Элька, в чьих мыслях Матюша в ту минуту напрочь отсутствовал, даже не сообразила, о ком ее спросили.

– Матюша, прости…

Представив, как потрясла Марину его аморальность, он чуть не застонал. Матюша не рассказывал друзьям о ней, а ей о них. Когда он был с Мариной, остальной мир переставал существовать.

– Я оделась и побежала сказать, что ты у репетитора, – виновато продолжала Элька, – но там ее уже не…

Не дослушав, Матюша хлопнул дверью и помчался вниз. Позвонил, успокаивая дыхание, и оно остановилось: из комнат донесся лай чихуахуа, который трудно было спутать с чьим-то другим.

Кикиморовна едва не расшибла дверью лоб соседу. Он отшатнулся, чувствуя себя сразу круглым болваном и Раскольниковым, – двоякое действие произвело на него явление старухи.

– Здравствуйте…

Внук Эсмеральды был похож на летучую мышь. В паре с хозяйкой они могли стать подлинным украшением собора Парижской Богоматери в качестве королевы горгулий, особенно когда Кикиморовна поворачивалась своей настоящей, не опечаленной шрамом стороной.

– Здорово, коли не шутишь (гав-гав)! Чего сюда с Элькой зачастили? А-а (гав-гав)? Чего надо?

– Соль, – брякнул Матюша. – У вас есть соль? – В ошалелой голове замелькали лишние мысли: Кикиморовна поссорилась с дочерью; та наверняка тоже стерва; как же много на свете стерв; откуда они берутся?..

– Соль, говоришь? – жутковато хохотнула Кикиморовна. – Так я тебе и поверила! К ним приперся, к прошмандовкам этим!

– К каким прош…

– К съемщицам! – разозлилась она.

– У меня суп варится, – пробормотал Матюша. – Соль кончилась, а рядом все на работе…

Старуха заколебалась. Его просьбу она пропустила мимо ушей, ее раздирал словесный зуд. Матюша в безрассудной надежде обшаривал глазами захламленную прихожую, где все было знакомо и мило ему еще вчера.

– Старшая наглая, как танк, – пожаловалась Кикиморовна. – Приехала я, говорю ей по-человечески: освобождайте помещение. Она тут же неустойку за два месяца потребовала. Я бы, может, без слов отдала, а она: так люди не поступа-ают, договаривались на ле-ето… Какое мне дело? Хочу – сдаю, не хочу – уматывайте! Прибираюсь вот, вещи из прихожки назад в спальню таскаю. Весь дом мне красками провоняли, линолеум испачкали, с бензином не ототрешь теперь…

Озарившись вдруг какой-то догадкой, она прищурила воспламененное мгновенной яростью око:

– Ты был здесь! Вы все здесь были! Что делали в моей квартире, а?! Водку пили, наркотиками кололись?!

Чуткая к переменам хозяйского настроения, собака непрерывно заверещала. В спину Матюше ударил двойной визг:

– Если что пропало, на тебя повешу, гав-гав!!! Отцу твоему расскажу! Найду их, заяву на них накатаю, как они тут шалман устро…

Недоговоренную фразу обрезал хлопок двери. Матюша без сил привалился к стене.

– Съехали девчонки? – посочувствовал Робик.

– Прости, – пискнула Элька.

Готовые к выходу, они, конечно, все слышали. Робик протянул ключ.

– Почему ты ничего нам не сказал?

– Мы же не знали, что ты с этой девуш…

Элькины оправдания остались без ответа. Забыв о ключе, Матюша уже прыгал по лестнице через две ступени с ощущением потери вселенной.

Высматривая Марину среди пассажиров автобуса и прохожих, он вздрагивал при виде чьих-нибудь золотистых волос. Нирвана кончилась наказанием за беззаботное наслаждение жизнью на старухином ковре-сексолете… Но чем она еще могла кончиться? Казалось насмешкой, что учебные повинности, опутав сетью обязательств, заставили Матюшу забыть о вероятности множества ситуаций. Он обязан был подумать о них раньше, должен был объявить всем, что женится на Марине! «Да, пойду работать, сниму жилье, – мысленно разговаривал Матюша со Снегирями. – Как вы не можете понять, что я – взрослый!» Он только что понял, как боится потерять Марину.

Студия – небольшой, оштукатуренный декоративным песком флигель – располагалась во дворе многоэтажного дома с рекламой косметики на фронтоне. Взлетев на крыльцо, Матюша дернул ручку украшенной скромной табличкой двери, и выходящая женщина отпрянула, прижимая к груди сумочку.

– Извините, – он соскочил со ступеней.

Ее холеное породистое лицо сияло увядающей красотой. Притворив за собой дверь, женщина достала из сумочки ключ и несколько принужденно спросила:

– Вы к Вячеславу Николаевичу?

– Не совсем…

– То есть? Сегодня у художников свободный день. Если вы пришли не к руководителю студии, то к кому?

– К девушке… – Матюша стушевался, со стыдом вспомнив, что не знает фамилии Марины.

– Особые приметы, пожалуйста, – усмехнулась женщина. – Впрочем, я их сама могу назвать: «Глаза как небо голубые; улыбка, локоны льняные». Так?

– Примерно так, – выдохнул он, ощущая, кроме стыда, вовсе не свойственную ему злобу.

– Ее зовут Марина Крайнова, молодой человек. Край-но-ва, – повторила она по слогам с учительской интонацией.

– Спасибо. Постараюсь запомнить.

Женщина взглянула с упреком:

– Не из-за вас ли девушка прекратила занятия?

– Как – прекратила? – растерялся Матюша. – Почему?!

– Мне показалось, вам это известно. Иначе бы вы ее не искали.

– Она решила уехать домой?