Весь апрель никому не верь

После обмена любезностями Великанова вздохнула с мечтательным лицом:

– Здорово мы сходили в поход, правда?

– Здорово.

Про себя он посмеялся. В начале июня класс с большим энтузиазмом отправился с физруком в поход на сутки. Матюша жалел, что нельзя пригласить Марину. Народ предвкушал ушицу с дымком, песни у костра и леденящие душу ночные истории. Но рыбка уплыла, испугавшись шума, а ночью туристами сытно поужинали комары. На рассвете мало кто смог выползти из палаток на страстные призывы физрука. Он жизнерадостно скакал на берегу, изображая Брюса Ли, а полная сил Великанова, в купальнике и шапочке, темпераментно махала с другого берега…

Снова молчание, и вдруг:

– Где та девушка, с которой ты гулял в мае?

– Уехала.

– А-а.

– Надя, – решился Матюша, – честное слово, это не мы положили тебе в сумку использованный ган… презерватив.

Она сильно покраснела. Странно было видеть, как Великанова краснеет. Вот что значит сменить наряд. Хотя, может быть, по причине ее «скинь-кедства» Матюша всегда смотрел на нее сквозь некоторую аберрацию сознания.

– А кто тогда?

– Не знаю.

– Мне сказали, что ты принес эти штучки в школу и всем раздавал.

– Но тебе сунул не я.

Теперь они оба покраснели из-за нечаянно вылетевшего слова. В начале взросления Матюша заметил, человек часто придает словам двойные смыслы.

Вот, собственно, и весь разговор к концу танца. Потом Элька сказала, что Великанова имела грандиозный успех у ребят из параллельного. Матюша рано ушел домой.

Во время домашних проводов на вступительные экзамены родители слегка перебрали шампанского. Предвидя студенческую свободу, троица друзей испытывала эйфорию без всякого допинга. Когда соседи ушли, дядя Костя, счастливый тем, что яблоко готово упасть недалеко от его (а не от папиной) яблони, воскликнул:

– Ты должен осознать, что не можешь, не пися́!

Лекцию об особенностях репортажа и доверительной атмосфере интервью Снегири разбавили коньяком, и она сильно затянулась. Братья принадлежали к той человеческой породе, которой не свойственна вежливость королей. Рискуя опоздать на самолет, Матюша слушал последние наставления у двери. Дядя Костя твердил о мастерстве экономно излагать на бумаге мысли:

– Помнишь, как резали экономику, которая должна была быть экономной?

– А масло – масленым?

– Экономика должна быть или не быть! – энергично выкрикнул папа, и сын присел от его могучего шлепка по плечу.

– Никаких долгов, – остерег дядя Костя.

– И сразу не женись, если что!

– Если что?

– Короче, чтоб грыз гранит без всяких там…

Забежав во вращающиеся двери аэропорта, Матюша услышал свою фамилию по радио. Регистрация у пустой стойки, сумасшедшая беготня, прыжок в автобус почти на ходу, опомнился уже в самолете. Ура. Один, без патронажа. Взрослый, самостоятельный человек. Пора, кстати, распрощаться с детским именем.

Вечернее солнце било в иллюминатор, подкрашивая очески пепельных облаков оттенками розового цвета. Острое металлическое крыло отсекало скоротечное счастье с именем «Марина», как фразу в «экономичной» статье. Маленькая трагедия кончилась, наступило время попробовать себя в другом жанре. На пепле ничего не растет.

15

Бросила судьба монетку: орел или решка? Понятно, что могло выпасть Матвею при его неподготовленности. Он недобрал баллов. Дядя Костя устроил племянника в отдел писем газеты, строя воздушные замки насчет поступления на следующий год. Эльке тоже не повезло, и оборотистая тетя Раиса определила дочь в медучилище, где помнили и чтили доктора Рабину.

Все материалы пропускались сквозь фильтр редакторской политкорректности. Матвей понял, что звезды местной журналистики из него не получится. Конформизм ему претил, а умением мэтров вписывать хлесткую правду между строк он не скоро бы овладел. Самолюбие, сильно задетое институтским отсевом, перестало страдать. Позже оно отстрадало вовсе, вкупе с амбициями. С евангельских времен человечество не изменилось, в нем все так же было «много званых, да мало избранных». Открытие своей журналистской бездарности Матвей принял стойко.

Редкие задания были необременительны, писем в редакцию поступало негусто. Бескрылая птица успокоилась, существование казалось абсурдным и не стоило напряженных дум. Без энтузиазма сопровождая Эльку по субботам на дискотеки, Матвей щедро улыбался девушкам, аж побаливало за ушами и в скулах. Игра, карнавал, человек, который смеется. Взгляды некоторых, обманутых его маской, были многообещающими, но не будили в нем эмоций. Элька спрашивала, что с ним происходит, а он и сам не знал. Подходя к зеркалу, Матвей видел лицо малоприятного субъекта. Впрочем, притерпевшись к себе такому, он постепенно привык к умиротворению бездействием, как диабетики привыкают обходиться без сахара.