Весь Гарри Гаррисон в одном томе

Майлс, прищурившись, смотрел на огромное металлическое кольцо:

— Вряд ли в это время на колесе могли работать механики?

Работник отрицательно покачал головой.

— Это запрещено правилами безопасности, — сказал Нильсен.

Нью-йоркский полицейский с минуту размышлял, затем начал считать на пальцах:

— Во-первых, он не мог совершить самоубийство. Во-вторых, он не был убит брошенным ножом. В-третьих, его не убил сосед по кабинке, или пассажир ближайшей кабинки, или человек, подошедший, когда колесо остановилось. Правильно?

Нильсен мрачно кивнул.

— В таком случае, похоже, отпадают все варианты, — подытожил Майлс. — Единственный возможный вывод — что он вообще не был убит, но наличие трупа это опровергает. С неохотой вынужден признать, что не знаю, как он погиб, и очень рад, что это ваша проблема, Нильсен, а не моя.

То был горький момент для капитана Нильсена. Его гость-полицейский, из города вдвое крупнее, чем вся страна Нильсена, признал свое поражение. Справится ли он сам? Сумеет ли раскрыть убийство или просто выставит себя на посмешище? Внезапно решившись, он повернулся к стоявшему рядом полицейскому в форме и одолжил у него наручники.

— Вы арестованы за убийство, — заявил он, поворачиваясь к молчавшему все это время работнику колеса обозрения.

Тот медленно вытянул руки, и наручники щелкнули на его запястьях.

— Он никакой не Шульц, — сказал работник по-датски с тем же сильным акцентом. — Его фамилия Майзе. Свинья каких мало.

— Зачем вы это сделали? — спросил капитан Нильсен.

— Я узнал его, когда он зашел в кабинку, но он меня не узнал. Майзе был охранником в нашем концлагере, эсэсовцем в звании сержанта, шарфюрера. Он убил моего отца и двоих братьев. Когда я его увидел, сразу же все вспомнил и прикончил его. Вот и все.

Работник стоял так же спокойно, выражение его лица нисколько не изменилось.

— Случай скорее для больницы, чем для тюрьмы, — вздохнул Нильсен, глядя, как задержанного уводят прочь.

— Но как вы догадались?

— Я ничего не знал, — невозмутимо ответил капитан Нильсен, — по крайней мере наверняка. Но тот факт, что кабинка позади Шульца была пуста, навел меня на мысль. Это означало, что за ним никто не ждал в очереди, то есть работник мог незамеченным проникнуть в кабинку и убить его. То была единственная возможность, сколь бы нелогичной она ни казалась, и я решил проверить свою версию. Надеялся, что за этим последует признание, и не прогадал.

— С меня аквавит, — сказал американец. — Должен заметить, здешняя полиция вполне оправдывает свою репутацию.

— Стараемся, — ответил датчанин и, дождавшись, когда его собеседник повернется спиной, утер предательский пот со лба.

Одуванчик

Ганс лежал на больничной койке, и бледность его кожи не уступала белизне бинтов на голове. Увидев неподвижное тело мужа, Элис не удержалась от слез, а ведь по пути клялась себе, что не заплачет. «Будьте осторожны, — предупредил врач, — его нельзя беспокоить. Ваш супруг обязательно поправится, перелом кости и несколько шрамов — пустяк для такого крепкого мужчины».

— Здравствуй, Одуванчик, — открыл глаза и улыбнулся Ганс.

— Привет. — Элис взяла его за руку и с трудом изобразила улыбку на заплаканном лице.

— А у тебя нос краснеет, когда нюни распускаешь.

Элис нашарила в переполненной сумочке платок и вытерла глаза, дивясь абсурду ситуации, — ведь не муж должен утешать ее, а она мужа.

— Доктор сказал, тебя скоро выпишут.

— Не так скоро, как хотелось бы. Вот если б машина ехала чуть помедленней, у меня был бы шанс уступить ей путь…

— В дорожное происшествие любой может попасть.

— Нет, Одуванчик, это не случайность. Водитель задался целью меня прикончить, и это ему почти удалось.

— Кому и зачем это нужно?! — воскликнула Элис. — Ты сообщил в полицию?

— Решил не тратить время зря. Герр Отто Людвик Диффенбахер не из тех преступников, кто совершает ошибки и оставляет следы, способные привести к нему. Я совершенно уверен: меня пытались убить. И только один человек на свете мог получить от этого выгоду.

Сам того не замечая, Ганс до боли сжал руку жены. Но Элис не пыталась высвободиться. Ее муж, следователь налогового управления, редко рассказывал о своей работе, и сейчас прерывать его не хотелось.

— Если бы однажды ты познакомилась с герром Отто, он бы тебе понравился. Этот симпатичный толстый весельчак любого расположит к себе в считаные минуты. Он продает на импорт деревянные часы с кукушкой. Вот только кукушечный бизнес особой прибыли не приносит, поэтому настоящий промысел Диффенбахера — шантаж, и чем грязнее, тем лучше.

— Тюрьма по нему плачет! — возмущенно произнесла Элис.

— Я и пытался его туда отправить, и ему показалось, что я подобрался слишком близко, — иначе не было бы этого покушения. Самое смешное в том, что я не нашел никаких улик, хотя подозрений хватало, и далеко не безосновательных. Если бы Джесперсен не уехал за границу, я бы, наверное, узнал больше.

Раздался тихий стук в дверь, и в палату вошла медсестра.

— Мы ведь не хотим переутомиться? — намекнула она, поправляя на пациенте одеяло.