Весь Шерлок Холмс

Я часто пытался выведать у моего собеседника, что именно подвигло его заниматься раскрытием преступлений, но ни разу не заставал его в таком расположении духа, когда он сам пожелал бы рассказать мне об этом.

Холмс наклонился вперед, сидя в кресле, и разложил документы у себя на коленях. Потом он зажег трубку и, попыхивая ею, стал переворачивать один лист за другим.

– Я ведь не рассказывал вам о Викторе Треворе? – спросил Холмс. – Он был единственным человеком, с которым я подружился за два года пребывания в колледже. Я никогда не был особенно общительным, Уотсон. Мне скорее нравилось сидеть у себя в комнате и разрабатывать логические схемы, поэтому я почти не сходился со сверстниками. Я не любил спорт, за исключением фехтования и бокса, да и круг моих интересов заметно отличался от интересов других, так что у нас не было ничего общего. Тревор был единственным человеком, которого я знал, но познакомились мы случайно: его бультерьер вцепился мне в лодыжку, когда однажды утром я шел в часовню.

Благодаря такому банальному инциденту мы и стали друзьями. Это произошло довольно быстро. Я слег дней на десять, а Тревор регулярно приходил и расспрашивал, как у меня идут дела. Сначала наши встречи длились не больше пары минут, потом его визиты постепенно становились все длиннее, и, прежде чем закончился семестр, мы уже были хорошими приятелями. Тревор был открытым и решительным человеком, исполненным силы духа и жизненной энергии. Во многом он был мне полной противоположностью. Тем не менее оказалось, у нас есть кое-что общее. Став его близким другом, я понял, что он так же одинок, как и я. Как-то раз он пригласил меня в гости к своему отцу, который жил в Доннитхорпе, что в Норфолке. Я с радостью принял его приглашение, решив остаться там на один месяц каникул.

Старик Тревор был землевладельцем и выполнял обязанности мирового судьи. Доннитхорп – это небольшая деревушка к северу от Лангмера, в районе Норфолкских озер. Дом Треворов представлял собой кирпичное здание, старомодное, просторное, с крышей, поддерживаемой дубовыми балками. К дому вела красивая липовая аллея. Неподалеку, на болотах, можно было отлично поохотиться на уток и порыбачить. У Треворов была небольшая, но хорошая библиотека, которая, как я понял, досталась им от предыдущего владельца, и вполне сносная кухарка. Короче говоря, только самый привередливый человек мог бы отказаться провести месяц в таком чудесном месте.

Тревор-старший давно овдовел, а мой друг был его единственным сыном. Как я слышал, у старика еще была дочь, но она заразилась дифтерией, когда ездила в Бирмингем, и умерла.

Отец моего друга очень заинтересовал меня. Он не был хорошо образован, но обладал множеством достоинств, как физических, так и умственных. Он почти не читал книг, зато путешествовал по разным странам и много повидал на своем веку, при этом помнил все, что ему довелось узнать в своей жизни. С виду это был коренастый и плотный мужчина, с копной седеющих волос, загорелым, обветренным лицом и голубыми глазами. Взгляд его был таким колючим, что казалось, он вот-вот придет в лютую ярость. Однако в округе он славился своей добротой и милосердием и его приговоры всегда отличались снисходительностью.

Однажды вечером, несколько дней спустя после моего приезда, мы сидели, распивая портвейн, после ужина. Тут Тревор-младший завел разговор о разработанных мною методах наблюдения, которые я уже свел в некую единую систему, но пока еще не предполагал, какую роль это сыграет в моей дальнейшей жизни. Старик, очевидно, подумал, что его сын несколько преувеличивает способности своего нового друга – с таким восторгом тот описывал мои тривиальные подвиги.

– Давайте попробуем, мистер Холмс, – сказал он, добродушно посмеиваясь. – Вам не найти лучшего объекта, чем я, для ваших логических изысканий.

– Боюсь, моих наблюдений пока недостаточно, – ответил я. – Могу лишь предположить, что в течение последних двенадцати месяцев вы опасаетесь того, что на вас будет совершено покушение.

Улыбка исчезла с его лица, и он пристально посмотрел на меня. В его глазах светилось удивление.

– Ну что ж, пожалуй, это так, – согласился старый Тревор. – Знаешь ли, Виктор, – обратился он к сыну, – когда мы поймали ту шайку браконьеров, они поклялись прирезать нас, и на сэра Эдвара Хоуби действительно напали. С тех пор я держу ухо востро. Вот только я не понимаю, откуда об этом слышали вы.

– У вас очень красивая трость, – ответил я. – По надписи, нанесенной на нее, я определил, что она появилась у вас не более года назад. Тем не менее вы приложили немало усилий, чтобы высверлить набалдашник и залить его расплавленным свинцом, превратив трость в грозное оружие. Могу поспорить, что вы бы не стали предпринимать подобные меры предосторожности, не будь у вас причины для опасений.

– Еще какие-нибудь догадки? – улыбаясь, поинтересовался он.

– В юности вы много занимались боксом.

– Совершенно верно. Как вы узнали? По моему носу, который стал немного кривым после одного удара?