Веселая жизнь, или Секс в СССР

Стали искать решение и нашли: взгляд начальства пал на каморку возле парткома, прямо за Дубовым залом. И ради укрепления советско-американских отношений не пощадили Арона Ароновича. Роковое решение было принято и доведено до жертвы. Несмотря на мольбы парикмахера и заступничество классиков советской литературы, включая Сергея Михалкова, цирюльню без пощады моментально ликвидировали. Что ж вы хотите, большая политика! Покровители бодрили изгнанника, обещали выхлопотать ему персональную пенсию, как полярнику. Но Шмерц был безутешен.

Тем временем из фаянсового импорта, срочно доставленного самолетом, в лучших скоростных традициях первых пятилеток слепили чудо-сортир на уровне мировых сантехнических стандартов. Кроме того, в унитаз вмонтировали хитрый датчик, определяющий по напору струи, каковы ресурсы облегчающегося организма и сколько ему осталось жить на белом свете. Конечно, за недостатком времени никаких канализационных труб подвести не успели – и суперунитаз был рассчитан на одно, максимум два облегчения высокого гостя. Однако Рейган так увлекся беседой с русскими мыслителями, что про нужник, стоивший советской стороне таких нервов, даже не вспомнил. Через два часа Рональд, довольный и полный впечатлений, отбыл в Спас-хаус. Визит американского президента, по всеобщему мнению, прошел успешно, в результате чего СССР в одностороннем порядке разоружился, объелся общечеловеческими ценностями и помер…

Шмерц, покончив с укладкой, принялся за мои усы.

– Будешь похож на гусара!

Внезапно он схватил пульверизатор с синей грушей и выстрелил струей ядовитого «шипра», мне удалось кое-как увернуться, но часть удушливого облака осела на моих плечах.

– Спасибо! – Я вскочил и бросил в вазу пятерку.

…Рейган улетел, а начальство несколько месяцев не знало, что делать с одноразовым отхожим местом, на которое ухлопали столько валюты. Разобрать такую красоту рука не поднималась, к тому же расходы надо бы списать. А как, по какой статье? На мочевой пузырь Рейгана в бухгалтерии не сошлешься. Подвести трубы и пустить в чудо-сортир писателей? Не оценят да еще изгадят. В сложной ситуации оказался и сам бедный Шмерц: никто ему не запрещал возобновить привычный промысел, но стричь Вознесенского или завивать Ахмадулину, усадив на крышку унитаза, согласитесь, не комильфо. Сначала Арон приходил в ЦДЛ, как на работу, устраивался на стуле перед каморкой, ставшей туалетом, и повторял, раскачиваясь, одно слово: «Тухес, тухес, тухес…» Потом парикмахер стал писать в инстанции, жаловался, требовал, угрожал уехать на историческую родину, в результате надорвал нервы и скончался от огорчения, став одной из первых жертв нового мышления генсека Горбачева. А в президентском нужнике устроили чуланчик, куда уборщицы складывали швабры, ведра и тряпки.

40. Вольтова дуга

Ждать под часами – чистое страданье.О молодость, о чувственный аврал!

И сам я во взведенном состояньеПолуденные стрелки повторял.А.

Когда, уложенный и освеженный, я вышел в ресторан, столик у колонны освободился, а на скатерти стояла табличка «Заказано». Я по-хозяйски сел, осмотрелся, обнаружил пятно на скатерти и закрыл его, передвинув пепельницу. Алик, пробегая мимо, прогундосил:

– Глаз, что ли, нет? Русским языком написано: «заказано».

– А чего ты так волнуешься?

– Я этот стол сегодня обслуживаю.

– Разве не Марина?

– Она к гинекологу отпросилась, – с презрением сообщил официант. – Залетела, наверное.

– Завидуешь?

– Было бы чему.

– Столик зарезервировал я. Можешь спросить у Карины. Понял?

– Неужели? – фыркнул он. – Значит, гуляем? Меню?

Я глянул на часы: до прихода Леты осталось полчаса, может, чуть больше, значит, можно заказывать.

– Без меню обойдусь. Так, на закусочку: сациви, севрюжка, язычок…

– Кончился язычок, сожрали.

– Тогда мясную нарезку с хреном. Сациви.

– Говорил уже.

– Маслины. Грибочки. Овощную клумбу.

– Сколько народу будет?

– Двое.

– Не обожретесь?

– Не волнуйся!

– Что пить будем?

– Шампанское.

– Сладкого нет.

– Тогда полусладкое.

– Интеллигентные люди пьют только сухое. Кого ждешь?

– Даму.

– Это понятно. Где работает?

– В театре.

– При вешалке?

– Скажешь тоже! Актриса.

– Эти пьют все, что наливают. Тебе-то – водку?

– Коньячку… с лимоном. Сто пятьдесят.

– Лимона сегодня нет, не в Италии. – Он чиркнул в блокнотике. – Икру-то возьмешь?

– Давай!

– Красную?

– И красную, и черную! – вздохнул я, совершая преступление против семейного бюджета, но сладкая внебрачная трясина необоримо затягивала меня.

– Горячее?

– Что порекомендуешь?

– Корейку и судак под польским соусом.

– Валяй!

– Х-м, крепко ты на свою актриску запал, – посочувствовал Алик и ушел выполнять заказ.