Читаем Веселая жизнь, или Секс в СССР полностью

Он обнял меня и повлек в свой номер по соседству с медкабинетом, где для пожилых писателей всегда имелись наготове старенький тонометр с ртутным столбиком в длинной колбе, кружка Эсмарха и шприц с магнезией. Комната у него была такая же, как у всех, похожая на огромный пенал, поставленный на ребро, но обжитая, украшенная и плотно заставленная. На стене висели полки с книгами, семейные фотографии в рамках и даже две губастые африканские маски из облезлого «черного» дерева. В углу урчал личный мини-холодильник «Морозко». Коврик у кровати был тоже свой собственный с полосатым котиком. В номере пахло крепкими сердечными каплями, однако с кресла, как тропическая змея, свисал пестрый женский халатик, а забытые на столе шпильки сплелись в замысловатый иероглиф. После многолетнего вдовства Пчелкин сошелся с одинокой медсестрой Нюсей. Что это было – последняя любовь или забота о пошатнувшемся здоровье – сказать трудно.

– Винца, водочки?

– Водочки. Замерз что-то вчера.

– Правильно. Водка чистит сосуды, – одобрил он и полез за бутылкой в холодильник, а потом в сервант – за рюмками. – Я-то раньше все на коньяк налегал.

Год назад Пчелкина шарахнул обширный инфаркт. «Обширнее только пустыня Гоби!» – горько шутил Александр Изотович. Его буквально вытащили с того света, он выкарабкался, но похудел вдвое и жил теперь круглый год в Доме творчества на свежем воздухе. За прежние заслуги ему выделили комнатку, продлевая путевку, он платил 100 рублей в месяц – и это с питанием. До болезни Пчелкин занимался продовольственными пайками для писателей – овощными и рыбно-мясными. Директора магазинов, к которым для прокорма прикрепили литераторов, перед ним трепетали. Зайдя однажды в его кабинет возле библиографического отдела, я услышал, как он, багровея, орал в трубку: «Вы спятили? Праздничный заказ с чавычой? Да вы хоть понимаете, с кем имеете дело? Только семга, в крайнем случае – форель! Что-о? Архитекторы могут жрать и горбушу, а писатели будут кушать семгу! Что-о? Это идеологическая диверсия! Полкило в каждый заказ – или я звоню в горком!.. Ах, вы поищете! Когда найдете – доложите!»

– «Пшеничная отборная», – Пчелкин поднес мне полную рюмку, а себе капнул на донышко. – Ну, Жорж, будем!

Мы выпили. Я огляделся. На столе стояла отличная югославская пишущая машинка: на всю Московскую организацию, а это две тысячи членов, таких выделили всего пятьдесят штук. Но к ней давно не прикасалась рука хозяина: клавиши запылились. Книжек Александр Изотович давно не писал, да и писал ли он их когда-нибудь – никто не знал. Впрочем, к 60-летию его представили к «Знаку Почета», который в народе называли «Веселыми ребятами», так как мужской и женский силуэты, отчеканенные на ордене, напоминали финальные кадры комедии Александрова. Однако в верхах, не обнаружив у Пчелкина очевидных творческих заслуг, решили ограничиться медалью «За трудовую доблесть», что привело Изотыча в бешенство. «Я весь Союз писателей кормлю, а мне – какую-то висюльку!» – ревел он, набухая черной кровью. В итоге – инфаркт, сделавший его инвалидом.

– Жоржик, смотри на меня и не нервничай по пустякам, – советовал он, наливая по второй.

– А я и не нервничаю.

– Врешь! Психуешь из-за Ковригина.

– Не без этого…

– Выпей и забудь!

– Спасибо! – кивнул я, выпил, но не забыл.

– Погуляем вечерком?

– Конечно.

– Ну, еще по чуть-чуть и беги, а то столовую закроют.

– Спасибо!

– Сочтемся, Жорж! Когда твой комсомол будет меня выносить, смотри, чтобы не уронили…

– Ну, что вы! – запротестовал я, отлично помня, как пьяный Ревич шагнул мимо ступеньки, гроб накренился – и покойный драматург Ефим Перекопов чуть не выпал из-под вороха цветов.

Опрокинув третью, я поспешил в столовую через стеклянный переход, построенный лет пятнадцать назад, когда воздвигли новый корпус. Галерея вела в холл, где теснились, как в ботаническом саду, кадки с пыльными комнатными пальмами, там же стояли кресла и огромный цветной телевизор «Рекорд». Агрегат постоянно ломался, и тогда писатели, кляня советскую электронную промышленность, шли смотреть программу «Время» на второй этаж, к черно-белому «Темпу», надежному, как автомат Калашникова.

В холле перед темным экраном («Рекорд» снова угас) сидела в кресле, углубившись в книгу, Ашукина, но я готов был поставить партбилет против абонемента в бассейн, что она поджидала именно меня. Когда я проходил мимо, Капа вскинула голову, словно изнемогая от эстетического наслаждения, и к своему удивлению увидела знакомое лицо – мое.

– Ах, Георгий, это вы? – воскликнула она, как спросонья. – Я и не знала, что вы собираетесь в Переделкино…

– Я и сам не знал. Так получилось. Позвонили из Литфонда.

– Ну, вот и хорошо! Мы теперь сможем без помех поговорить.

– Поговорим. А что вы читаете? – полюбопытствовал я, ведь встретить писателя с книгой – случай редкий.

Перейти на страницу:

Все книги серии Любовь в эпоху перемен

Любовь в эпоху перемен
Любовь в эпоху перемен

Новый роман Юрия Полякова «Любовь в эпоху перемен» оправдывает свое название. Это тонкое повествование о сложных отношениях главного героя Гены Скорятина, редактора еженедельника «Мир и мы», с тремя главными женщинами его жизни. И в то же время это первая в отечественной литературе попытка разобраться в эпохе Перестройки, жестко рассеять мифы, понять ее тайные пружины, светлые и темные стороны. Впрочем, и о современной России автор пишет в суровых традициях критического реализма. Как всегда читателя ждут острый сюжет, яркие характеры, язвительная сатира, острые словечки, неожиданные сравнения, смелые эротические метафоры… Одним словом, все то, за что настоящие ценители словесности так любят прозу Юрия Полякова.

Юрий Михайлович Поляков

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
По ту сторону вдохновения
По ту сторону вдохновения

Новая книга известного писателя Юрия Полякова «По ту сторону вдохновения» – издание уникальное. Автор не только впускает читателя в свою творческую лабораторию, но и открывает такие секреты, какими обычно художники слова с посторонними не делятся. Перед нами не просто увлекательные истории и картины литературных нравов, но и своеобразный дневник творческого самонаблюдения, который знаменитый прозаик и драматург ведет всю жизнь. Мы получаем редкую возможность проследить, как из жизненных утрат и обретений, любовного опыта, политической и литературной борьбы выкристаллизовывались произведения, ставшие бестселлерами, любимым чтением миллионов людей. Эта книга, как и все, что вышло из-под пера «гротескного реалиста» Полякова, написана ярко, афористично, весело, хотя и не без печали о несовершенстве нашего мира.

Юрий Михайлович Поляков

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман