Читаем Весенная пора полностью

Неизвестно, где спит и когда отдыхает Афанас. Его никто не знает раздраженным, унылым или усталым. Люди видят его всегда приветливым, улыбающимся, с непотухающей радостью в глазах.

Совершенно другим он бывает с баями.

Подойдя вплотную к такому посетителю и уставившись на него горящими глазами, он отчеканивает слова железным голосом:

— Если обнаружу спрятанное добро, вам же будет хуже. Понятно? К утру доставь. К утру!..

За последнее время баи упали духом. Они старались уйти с больших дорог подальше, в тихие места.

Там они копили злобу…


В жаркий летний день поехали по наслегу уполномоченные определять площадь и урожайность земель. Никиту они взяли с собой в качестве писаря. Им было строго наказано совещаться без посторонних и не заезжать в гости, особенно в богатые дворы.

Когда учет всей общественной земли был закончен, наслежный ревком стал распределять землю по душам.

Однажды слепой Николай сын Туу, человек вне списка сидел на своем старом табурете и мял свернутую трубкой телячью кожу. В такт его равномерным движениям вздрагивала седая голова, бился на груди почерневший нательный крест.

Устав, старик на какое-то время замирал, потом проворно ощупывал кожу всеми десятью пальцами, которые уже давно заменили ему глаза, и снова начинал трудиться.

Неслышно вошел Дмитрий Эрдэлир. Но чуткий старик быстро повернулся к нему:

— Кто ты, друг?

Эрдэлир остановился:

— Бодрый мужик — Дмитрий Эрдэлир!

— А, здравствуй! Какие новости, дорогой мой?

— Новостей нет, вот только красные тебе подарочек прислали, — и Дмитрий сунул в руку старика бумагу.

— Красные, говоришь? — удивился старик. — А что это?

— Земля, старик, покос. Ведь ты знаешь, что пришла советская власть.

— Но меня же нет в списках. Разве это новые тойоны?..

— Нет теперь тойонов, — объяснил Эрдэлир. — Теперь ревком. Это значит — Решающие Времена и Мужественные Люди.

Эрдэлир и сам толком еще не знал, что такое ревком, но собственное объяснение ему понравилось.

Когда Эрдэлир ушел, старик дрожащей рукой протянул бумагу вбежавшему Никите. Тот прочитал бумагу, после чего старик взял ее и бережно разгладил на коленях.

— На Киэлимэ сто копен… да на церковной земле — тридцать семь копен… На четырех человек… И мы, оказывается, люди!.. Эх, хорошо бы все это увидеть… Свои-ми глазами…

Вдруг лицо старика сморщилось, веки его задрожали, и из незрячих глаз покатились мутные слезы.

Прибежал вспотевший Гавриш:

— Покажи, отец, бумагу о земле…

Бумагу прочитали второй раз.

— Тебе на счастье, парень. — И старик обнял сына и крепко поцеловал его.

В то время, когда они прятали заветную бумагу в сундучок, пришли старуха и дочь. Стали читать в третий раз.

— Сказано: «на четырех человек». Людьми теперь мы стали, и для нас солнце выглянуло, — дрожащим голосом говорил старик.

Павел Семенов, который на первом собрании клялся, что не отдаст свой покос, пока жив, сейчас сам пришел и пригласил Гавриша на раздел земли. Он зазвал парня к себе и досыта накормил его оладьями.

Старуха Мавра, разливавшая чай, не выдержала:

— Вот беда, вот горе!.. Теперь на нашем покосе хозяином будет сын Туу.

— Спокойно, старуха! — оборвал ее Павел.

— Урод! Как же можно свой покос, доставшийся от прадедов, передавать другим? Да на что им земля? Ах, досада какая…

— Не разрывай ты мне сердце!.. С ума сошла, что ли? — снова прикрикнул на нее Павел. — Не только землю, но и самих, видно, скоро разорвут на части… Ну, уважаемый Гавриил Николаевич, пойдем, — обратился он к Гавришу, как к взрослому.

Парня рассмешило такое почтительное обращение, и он весело выбежал на улицу.

Бедняки начали понимать, что они хозяева жизни. Им доставались лучшие земли. Когда баи препятствовали разделу, бедняки шли к Афанасу…

На спущенном озере Сыгаева, на покосе Веселова, на лугу Семенова бывшие батраки и бедняки втыкали межевые жерди с пучками сена на концах.

На поделенных участках поднялась густая трава, буйными цветами покрылись луга.

За два дня до начала сенокоса разнеслась новость: Афанас Матвеев устраивает праздник, будут игры, песни и пляски.

К заходу солнца Кымнайы была заполнена народом. Афанас радушно встречал пришедших.

Перед играми решили устроить пир. За два пуда собранного со всех масла купили корову и на кострах сварили мясо.

— Друзья! Такой же пир мы устроим, когда закончим сенокос, — сказал Дмитрий Эрдэлир, — опять соберем со всех понемногу.

— Надо собрать и для школы!

— На учебу бедным детям!

— Соберем, соберем, а пока давайте веселиться.

— Афанас, начинай плясовую!

Люди взялись за руки, образовав круг. Тут были и молодые, и старые, и мужчины, и женщины. Афанас вышел на середину круга, и хоровод двинулся. Скрестив руки на груди, он запел сильным и звонким голосом новую, им самим сочиненную песню:

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека сибирского романа

Похожие книги

Через сердце
Через сердце

Имя писателя Александра Зуева (1896—1965) хорошо знают читатели, особенно люди старшего поколения. Он начал свою литературную деятельность в первые годы после революции.В настоящую книгу вошли лучшие повести Александра Зуева — «Мир подписан», «Тайбола», «Повесть о старом Зимуе», рассказы «Проводы», «В лесу у моря», созданные автором в двадцатые — тридцатые и пятидесятые годы. В них автор показывает тот период в истории нашей страны, когда революционные преобразования вторглись в устоявшийся веками быт крестьян, рыбаков, поморов — людей сурового и мужественного труда. Автор ведет повествование по-своему, с теми подробностями, которые делают исторически далекое — живым, волнующим и сегодня художественным документом эпохи. А. Зуев рассказывает обо всем не понаслышке, он исходил места, им описанные, и тесно общался с людьми, ставшими прототипами его героев.

Александр Никанорович Зуев

Советская классическая проза
Жестокий век
Жестокий век

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Исторический роман «Жестокий век» – это красочное полотно жизни монголов в конце ХII – начале XIII века. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная вольная жизнь, где неразлучны смертельная опасность и удача… Войско гениального полководца и чудовища Чингисхана, подобно огнедышащей вулканической лаве, сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Желание Чингисхана, вершителя этого жесточайшего абсурда, стать единственным правителем Вселенной, толкало его к новым и новым кровавым завоевательным походам…

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза