Весенная пора

Слухи об отряде Сюбялирова все чаще и чаще доходили до Тишко и не на шутку тревожили капитана. Однажды ночью в штаб прискакали два постовых со станции Хомогой. Они рассказали, что их гарнизон был обстрелян отрядом не менее чем в пятьдесят человек. Троих убили, а они двое спаслись только благодаря богу. Они уверяли, будто сами слышали голос Сюбялирова.

Бандиты всполошились и бросились на южный тракт, чтобы устроить там засаду.

Тишко и Лука мерзли в засаде до полудня, пока не выяснилось, что Сюбялиров с двадцатью всадниками прорвался в Быструю по летней дороге. Двое постовых, которые стерегли ее, едва успели спрятаться, и красные, к счастью, промчались мимо, не заметив их. А они лежали за пнями и сумели разглядеть самого Сюбялирова, какого-то русского человека и Веселовского рысака Уланчика, на котором сидел паренек, закутавший голову башлыком, красные вели за собой много оседланных коней, без седоков.

Вернувшись с войском в штаб, Тишко и Лука объявили населению, что они нарочно открыли красным путь на восток, чтобы запереть их всех в безлюдной Быстрой, где большевики неизбежно погибнут от холода и голода.

А население каким-то неведомым путем уже узнало, что на тракте действовал не кто иной, как Афанас Матвеев, и всего с пятью бойцами. Обстреляв постовых, он тем самым отвлек бандитов от летней дороги и преспокойно вернулся к себе в Нагыл. Взаимные предупреждения: «Тише!.. За язык поймают, Губастый растреляет!» — лишь способствовали быстрому распространению новости.

Через несколько дней от «победителя у Хомогоя» Павла Семенова в штаб прискакал вестовой. Он сообщил, что Павел с десятью солдатами героически сдерживает на летней дороге около ста красных с пулеметами и что ему срочно необходима помощь.

Все войско, под командованием самого капитана, бросилось на север, а Луку с десятью солдатами Тишко на всякий случай отправил на берег Талбы, чтобы перерезать там тракт.

Лука слышал доносившуюся с севера, из-за гор, перестрелку. Он нетерпеливо расхаживал перед рассевшимися на бревнах солдатами и громко досадовал, что на этот раз ему не пришлось проявить свою храбрость. Вдруг с противоположного высокого берега грянул залп, над головами засвистели пули, и на лед широкой цепью вынеслись всадники. Весь отряд Луки, за исключением двух убитых, бросился в кусты, где были спрятаны кони, и ускакал куда глаза глядят.

Что же произошло? Отряд Боброва прибыл в Быструю, где нашел измученных голодом охотчан, уже потерявших надежду на спасение. Перед тем как пуститься в обратный путь, Бобров выделил шесть бойцов под командованием Сюбялирова для демонстрации на летней дороге. Коней для этой шестерки решили усиленно кормить и вести их до самого места свободными. При отборе шести бойцов принимали в расчет не только храбрость, но даже вес всадников, так как эта группа должна была уходить последней. Поэтому в число шести попали «легковесы» Василий Кадякин и Никита Ляглярин.

Расположившиеся на макушках двух гор бойцы Сюбялирова только лишь шума ради затеяли длительную перестрелку с белыми постовыми. Вскоре, привлеченные этой перестрелкой, к летней дороге стали подходить основные силы белых.

Тем временем двигавшиеся по тракту красные подошли к берегу. Они внезапно дали залп по оставленной здесь горсточке бандитов, после чего часть из них рассыпанным строем поскакала через Талбу, а другие в это время прикрывали их плотным огнем.

Когда первая цепь поднялась на противоположный берег, бросились на лед и остальные. Последним скакал Федор Ковшов, в лохматой медвежьей шапке, неестественно толстый в своем полушубке из оленьих шкур. Он давно вступил в Охотский красный отряд и с ним делил все горести и невзгоды поражения, а на пути отряда к Якутску был таежным проводником.

Когда главные силы Тишко уже подходили к месту боя на летней дороге, бойцы Сюбялирова вскочили на коней, спрятанных в распадке, и умчались, чтобы присоединиться к своим. Сюбялиров с горы видел, как отряд Боброва, огибая Талбу, направился в сторону станции Хомогой.

— Дуй напрямик! — крикнул Сюбялиров, ровняясь с Никитой.

Никита выскочил вперед и помчался уже не к тракту, где они утром расстались с Бобровым, а наперерез отряду Тишко, по дороге, ведущей через реку прямо в Талбу, выгадывая на этом добрый десяток верст. Остальные пять всадников еле поспевали за его Уланчиком.

Не заметил ли их Тишко, или принял за своих постовых, а может быть, просто счел их недосягаемыми для ружейного огня, но только они так и не услышали ни одного выстрела.

Когда вся шестерка прискакала на северную окраину Талбы, Никита дернул поводья, направляя коня по дорожке, идущей в обход селения, но Уланчик при этом так решительно и сердито мотнул головой, что чуть не сбросил своего седока на землю, и, закусив удила, помчался привычным ему маршрутом прямо в бывшую школу, где находился бандитский штаб. Никита только успел махнуть своим, указывая им на обходную тропку. Конь внес его прямо в открытые ворота школы.