Весенняя пора

— Ну, а если в больницу сразу не примут? А если придется жить у Эрбэхтэя десять дней. Тогда как? Значит, вдобавок к тому, что я привез вас сюда, я должен еще уплатить десять рублей за постой?

— И заплатишь, дружок, если не сумеешь устроить меня, — сказал Григорий с ледяным спокойствием. — Да что мы так медленно едем? А ты, малец, гляди в оба: будешь потом ходить один, как бы тебе не заблудиться.

Роман обиделся и долго молчал. Наконец он завернул в какой-то двор и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Вот и больница. Если умаслить тут кого-нибудь, приняли бы, конечно, быстрее. И ухаживать и лечить стали бы по-иному.

Во дворе стояло в ряд несколько домов, над дверью каждого висела вывеска.

— А ну, дружок, горазд был ты хвалиться своим грамотейством. Найди-ка здесь дом, где лечат от внутренних болезней, хоть раз будь полезен! — с насмешкой обратился Роман к Никите.

Никита спрыгнул с саней, подбежал к первому дому и стал читать, еле разбирая диковинное слово.

— «Те-рапев-ти-ческое»… Не тот, — махнул Никита рукой и побежал ко второму дому.

Там он прочел: «Хирургическое». Никитка постоял в нерешительности, так как это слово чем-то напоминало ему кашель больного.

— Не тот! — махнул он наконец рукой и побежал дальше.

Спутники последовали за ним к третьему дому. Там было написано знакомое слово: «Родильное». У четвертого дома с какой-то диковинной надписью тоже нечего было задерживаться. В отдалении, в самом углу двора, стоял последний, пятый дом.

— Значит, там, — уверенно сказал Роман и направил лошадь туда.

Он привязал ее к столбу и стал осторожно поднимать больного из саней. Никита первым добежал до двери и, задрав голову, стал читать замысловатую надпись:

— «Пси… псих… пси-хиа…»

В доме было шумно, слышались громкие голоса. Оттуда доносилось даже пение.

В дверях показалась девушка с ведром в руке. Она прошла было мимо, но Никита окликнул ее:

— Эй, скажи: почка болит здесь?

Та обернулась:

— Какая тебе «почка»? Видишь: «Психиатрическое»!

— А что это такое?

— Вот чудак!.. Говорят тебе… Ну, ненормальные… — Девушка постучала пальцем по лбу. — Почки, желудок и все такое — первый корпус, понял? А здесь сумасшедшие…

Девушка ушла.

— Ну как, этот дом? — спросил Роман.

— Да нет, нет! — забормотал растерявшийся Никита. — Говорят, первый дом. Поехали обратно.

— Чего же ты глядел, пучеглазый черт!..

Все трое сели в сани, и Роман повернул обратно. Никита уселся спиной к лошади и не сводил глаз с дверей страшного дома. «А что, если сумасшедшие выскочат и погонятся за нами?»

— Что это за дом оказался? — спросил Григорий.

— Это?.. Она сказала… Кажется, сказала, что это баня.

— Так ты, глазастый черт, оказывается, чуть не привел нас к голым людям? Ох и дал бы я тебе как следует…

Наконец все трое вошли в двери первого дома. Их встретила красивая пожилая женщина в белоснежном халате. Она взяла у Романа направление и ушла в какие-то комнаты.

Григорий расстегнул пояс, долго копался в карманах, потом достал бумажник и раскрыл его:

— Я, например, не съел у них и куска хлеба, — тихо сказал он. — Может, всего две-три чашки воды выпил. Ну, да что поделаешь, дам уж целковый… А что до мальца, так он сейчас уж ихний… Они покормят, он поработает… А вот десятку возьми, умасли нужного доктора, ты ведь такие делишки умеешь устраивать… Умирать-то, оказывается, тоже дороговато… Неужто и этой женщине платить?.. Ты, малец, — обратился он вдруг к Никите, — иди к саням, как бы лошадь там не украли. Посмотри-ка…

Никита с радостью выскочил на улицу.

Мальчик ждал своих хозяев и снова, чтобы не мерзнуть, начертил на снегу около коня метки и стал прыгать на одной ноге.

Наконец появился Роман. Он быстро семенил за каким-то человеком в ладно пригнанном, коротком овчинном полушубке и в глубоко сидящей беличьей шапке.

— Биктэр!..

— Что? — Человек в беличьей шапке поднял голову.

А Никита уже успел спрятаться за сани.

Бобров!.. Виктор Алексеевич Бобров, русский фельдшер! Никита до того обрадовался, что еле устоял на месте. Так почему же он спрятался? Отчего вдруг застыдился?

Кто же может объяснить, что взбредет в голову полудикому мальчику из далекого улуса?!

— Биктэр Олексейюс! Болсой пасиба! — говорил Роман, улыбаясь.

— Не за что…

— Пасиба! Болсой пасиба!

— Не за что. — Бобров сделал несколько шагов в сторону ворот.

— Биктэр… Биктэр…

— Я очень тороплюсь, — приостановился Бобров.

— Ты — свой. Ты пазалыста памагай. Мы тенги, ты…

— Я что-то тебя не понимаю, Роман… У нас здесь за всеми следят. Богатый ли, батрак ли — все равно, доктора лечат всех одинаково. Большие доктора, понимаешь?

— Понимайес… Пасиба! Прассай!

— Прощай.

Они попрощались за руку.

Бобров удивленно глядел на свою ладонь: там лежала пятирублевая бумажка.

— Эй, постой, постой, Роман!

Роман обернулся.

— Что это? Зачем ты мне деньги сунул?

— Тебе пазалыста… мало?

— Значит, взятку дал! — Фельдшер схватил Романа за рукав и посмотрел ему прямо в глаза. — Когда же это я взятки брал? Эх вы, кулачье! — Он скомкал деньги, бросил их под ноги Роману и быстро проскользнул в ворота.