Весенняя пора

— Большой мальчик, а такой глупый… Надеваю платье, которое дала мне твоя тетка. Понял? Ори больше!

Маленькая и худенькая Федосья надела платье высокой и полной Ульяны, а поверх него натянула свое, грязное и старое. Чтобы новая одежда не вылезала снизу, она подпоясалась и подобрала подол повыше.

Рано утром Федосья встала. Она показалась Никитке толстой и очень смешной.

— Куда же ты опять?

— Помогу тете коров подоить. А ты спи.

Когда мать разбудила Никитку, солнце уже светило в окна и слепило ему глаза. Многочисленная семья Такыйыка сидела за огромным столом, посреди которого пыхтел ведерный медный самовар.

Федосья стала собираться домой. Ульяна вышла в амбар и принесла ей маленький кулек ячменных зерен. Иван следил за женой злыми глазами.

Никитка был рад избавиться наконец от этого мрачного человека и теперь, выйдя из дому, не чувствовал земли под ногами.

Ульяна проводила их до скотного двора. Иван последовал за ней и остановился у выхода, прислонившись к столбу. Целуя сестру на прощанье, Ульяна печально проговорила:

— Не обижайся на меня, Федосья… Ведь я тут не властна, сама видишь. Жалко мне тебя и твоих детишек, а помочь ничем не могу. Ты хоть и бедна, но зато полная хозяйка в семье, а я… Ну, прощай. Ты еще кое-что найдешь там, где всегда, в лесочке…

За скотным двором начинался молодой лес. Мать и сын пошли по узкой и извилистой тропинке. Вскоре Федосья остановилась и, улыбнувшись своими лучистыми глазами, сказала сыну:

— Ты, детка, постой, а я кое-что поищу…

И, пригибая гибкие побеги лиственницы, она направилась в сторону. Никитка бросился за ней. К великому удивлению мальчика, мать, приподнявшись на цыпочки, отвязывала от дерева красивый берестяной туесок с узорами.

— Что это? — вскрикнул Никитка и выдернул туесок из рук матери.

Он был доверху набит свежим маслом.

— Откуда это? — прошептал изумленный Никитка. — Неужто богиня Айысыт послала нам?

— Ох и глупый же ты еще! Это твоя бедная тетя спрятала тут для нас гостинец. Ну, покричи еще, чтобы Иван побил ее…

— Пусть только попробует! Глаз ему вышибу! — расхрабрился Никитка.

— Ишь ты! — ласково погрозила Федосья.

Выбравшись на тропу, она надела туесок на руку, взяла кулек с зерном под мышку и, склонив голову к левому плечу, быстро зашагала впереди сына.

СВАТОВСТВО

У Федора Веселова глаза совсем разболелись. Когда ему становилось немного легче, он взбирался на своего смирного коня, сажал с собой на седло полуслепую дочку Аксинью и разъезжал по наслегу — взимал долги, ссужал деньги под проценты и нанимал летних рабочих. А когда глаза болели особенно сильно, Федор сидел дома, не снимая повязки. Он стал нестерпимо раздражителен и всячески издевался над приемными сиротами-батраками. Тут доставалось и подростку, медлительному толстяку Давыду, и маленькому Петрухе, и красавице Майыс. Но больше всех приходилось терпеть от Федора его жене, седой и смиренной Ирине.

Однажды в маленькой юрте Лягляров неожиданно появилась Аксинья. Девочка долго топталась на месте, склоняя свою круглую голову то к одному, то к другому плечу, и наконец, чуть приоткрыв опухшие глаза, сказала:

— Отец зовет тебя, Егордан.

После небольшого замешательства старуха Дарья предупредила из своего темного уголка:

— Не на почетное место сажать, не водкой угощать позвал. Наверное, решил покрепче окрутить тебя за долги.

Когда Егордан зашел к соседу, сам хозяин с завязанными глазами лежал на передних нарах, а хозяйка сидела у камелька и что-то шила.

— Кто здесь? — спросил Федор, услышав, что хлопнула дверь.

— Это я.

— Ну, иди сюда, Егордан! Сядем, поговорим, побеседуем. — Федор медленно поднялся и крикнул: — Ирина, подай-ка сюда ту бутылку да две чашки! — и он широким взмахом провел рукой по столу.

На столе появились две чашки и бутылка водки.

— Выпей, друг мой, — Федор придвинул гостю полную чашку. — Скоро мы переедем в летник. Вот и решил поговорить с тобой наедине. Ну, выпей! Хороший ты был работник. Да и я, пожалуй, был не дурным хозяином. А сейчас вот мы оба…

Чокнувшись и поблагодарив хозяина, Егордан залпом выпил водку. Он преувеличенно громко крякнул и, зажмурив глаза, замотал головой, давая понять хозяину, что гость доволен. Федор снова наполнил чашку. Егордан немного отхлебнул и ринулся с недопитой водкой в хотон. Оттуда послышался удивленный голос его матери — Варвары Косолапой:

— Что это с тобой, парень! Неужто я на старости лет дожила до такой чести?! Ну, спасибо тебе, милый!

Когда Егордан вернулся из хотона к столу, в груди у него разливалось приятное тепло, и им овладело вдруг непонятное чувство радости. Он улыбнулся, вспомнив слова Дарьи: «Не на почетное место сажать, не водкой угощать».

«Ошиблась на этот раз, старая! — подумал Егордан. — Добрый человек Федор. В договоре он, конечно, выиграл и сейчас собирается в чем-то еще выиграть — это верно, но я-то ведь не могу уплатить ему чистым серебром, а, пока жив, трудом отплачу… Лучше бы, конечно, домой мне водки дал. Пригласил бы я тогда мать, собрались бы все, составили бы оба стола и вместе с Эрдэлирами…»