Читаем Весенняя пора полностью

…И вот нам выдали старые валенки, оставшиеся еще с войны. Прямо со склада. Я выхватил один длинный такой, мягкий валенок. Мне, длинноногому, как раз хорош! Ну, а другого такого не нашлось. Что делать? Очень хорош валенок, да один, а у меня ведь как-никак две ноги, да еще такие длиннющие! Прибежал в общежитие, обошел ребят. Никому такой валенок не попался. Ну, значит, обратно на склад. А склад уже закрывают. Я размахиваю валенком и чуть не плачу, кричу: «Одна катанка нету!» Посмеялись там надо мной и стали искать. А там не то что под пару моему, а вообще никаких валенок не осталось. Я готов был реветь на весь город. В это время один красноармеец из-под нар вытащил стоптанный черный валенок: «Есть тебе катанка!» Схватил я этот валенок, даже закричал от радости и помчался в общежитие. Надел. Белый — во всю ногу, во! А черный — только вот до сих пор. У белого маленький узкий носок, а у черного плоский, утиный! Белый обшит по краям желтой кожей, а края черного так обтрепались, ну прямо как зубья у пилы. Около месяца носил разные, все надеялся хоть к одному из них пару подобрать. Люди на улице смеялись. А потом пришлось белый обрезать. Сначала я черный белил мелом или известью. А потом белый зачернил углем и чернилами. Так и носил до самой весны.

Оба хохотали до упаду. Ничто так не сближает людей, как общий смех!

Оказалось, что Никита попал в его класс. По словам Степана, в этом классе собрались самые лучшие люди. Есть даже там прекрасный поэт, который пишет стихи для газеты.

— А как зовут вашего поэта? — спросил Никита.

— Шаров.

— Ваня! — Никита даже вскочил от удивления. — Где он? Почему я не видал его?

— Спит там, — Степа указал на боковую комнату, куда прошел Тарасов. — А ты его знаешь?.. Даже друг? Он только сегодня вернулся из деревни. Я разбужу его. Сейчас!

И Булочкин скрылся в боковой комнате.

— Эй, Шаров Иван! Вставай! — послышался оттуда его голос. — Вставай! Твой друг, как таковой, приехал.

— Брось, Булочкин… Брось и дай спать, — бормотал в ответ сонный голос Шарова.

— Вот чудак! Да друг твой приехал.

— Иди ты к черту со своим другом! Когда ты перестанешь, Булочкин, хулиганить!

Никиту будто поленом по голове грохнули.

— Во-первых, Булочкин никогда не был хулиганом, — послышался твердый голос Степана, — а во-вторых, тот парень так и сказал: «Иван Шаров и я, Никита Ляглярин, — большие друзья!»

— Ляглярин?! Никита?!. Где? Где он?

За Булочкиным в одном белье бежал, прихрамывая, Ваня Шаров, все такой же маленький, рыженький и веснушчатый…


Каждый день прибывали новички из дальних улусов. Они так стайками и ходили. Спать ложились поближе друг к другу и за едой усаживались рядышком. По внешнему виду, по характеру, по выговору, по одежде все эти группы весьма отличались одна от другой.

Олекминские хлеборобы были низкорослы, коренасты и круглолицы. Они славились особыми, олекминскими приемами борьбы, которые заключаются в том, что нужно крепко схватить противника за ремень и, откинувшись назад, легко поднять его да так перебросить через свое левое плечо, чтобы тот спасибо сказал, если шея у него останется цела.

Люди из вилюйских улусов были высоки, стройны и худощавы. Их лица украшал гордый с горбинкой нос. Взявшись за руки, они плавно двигались по кругу, сопровождая свой танец песней в честь прекрасной весны.

Третью группу составляли пришельцы чуть ли не из десяти улусов бескрайнего севера. Все это были немногословные и прямодушные охотники и рыболовы.

Далее шли группы помельче из центральных улусов: рассудительный и медлительный скотоводческий народ, ловкие наездники, косари и лесорубы, которые выглядели здесь удрученными тем, что оказались без топора или косы в руках.

Между отдельными группами новичков то и дело возникали споры по самым пустяковым поводам. Кто-то посмеялся над чьим-то непривычным его слуху местным выговором или кто-то перед кем-то не посторонился, а то и просто толкнул невзначай… В таких случаях старшие товарищи стыдили своих земляков, объясняя им, что все советские люди живут одной дружной семьей и враждуют только с буржуями. И новички, смущенно улыбаясь, топтались на месте.

Кипела неугомонная деятельность комсомольской ячейки. Избирались различные ученические организации. Выходила стенная газета. Работали всевозможные кружки.

Двухэтажный деревянный неказистый домик. Старейшее советское учебное заведение Якутии — педтехникум. Радостное и шумное гнездышко, где росли, духовно оформлялись и по-настоящему приобщались к русской культуре молодые якуты и якутки. Сколько прекрасных людей, тружеников народного просвещения, вышло из этих стен!

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Пятьдесят лет советского романа»

Проданные годы [Роман в новеллах]
Проданные годы [Роман в новеллах]

«Я хорошо еще с детства знал героев романа "Проданные годы". Однако, приступая к его написанию, я понял: мне надо увидеть их снова, увидеть реальных, живых, во плоти и крови. Увидеть, какими они стали теперь, пройдя долгий жизненный путь со своим народом.В отдаленном районе республики разыскал я своего Ализаса, который в "Проданных годах" сошел с ума от кулацких побоев. Не физическая боль сломила тогда его — что значит физическая боль для пастушка, детство которого было столь безрадостным! Ализас лишился рассудка из-за того, что оскорбили его человеческое достоинство, унизили его в глазах людей и прежде всего в глазах любимой девушки Аквнли. И вот я его увидел. Крепкая крестьянская натура взяла свое, он здоров теперь, нынешняя жизнь вернула ему человеческое достоинство, веру в себя. Работает Ализас в колхозе, считается лучшим столяром, это один из самых уважаемых людей в округе. Нашел я и Аквилю, тоже в колхозе, только в другом районе республики. Все ее дети получили высшее образование, стали врачами, инженерами, агрономами. В день ее рождения они собираются в родном доме и низко склоняют голову перед ней, некогда забитой батрачкой, пасшей кулацкий скот. В другом районе нашел я Стяпукаса, работает он бригадиром и поет совсем не ту песню, что певал в годы моего детства. Отыскал я и батрака Пятраса, несшего свет революции в темную литовскую деревню. Теперь он председатель одного из лучших колхозов республики. Герой Социалистического Труда… Обнялись мы с ним, расцеловались, вспомнили детство, смахнули слезу. И тут я внезапно понял: можно приниматься за роман. Уже можно. Теперь получится».Ю. Балтушис

Юозас Каролевич Балтушис

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги