Весенняя пора

— Что ты, друг! — поразился в свою очередь Егор. — За советскую власть воевал с малых лет — и вдруг законов ее не знаешь! Так за что же ты тогда воевал? Главный закон советской власти — это беспощадная борьба против баев, других законов у нее нету. Главное — это сердце! — Егор приложил руку к груди. — Главное — кого оно любит и кого ненавидит. Ты батрак, ты сам испытал гнет… Да что тебе рассказывать… Знаю я, как ты правильно осудил сыгаевского щенка и других молодых буржуйчиков! Ну, словом, мандат на учебу кладем на стол Наркомпроса и уезжаем домой… Иван! — крикнул он куда-то в сторону. — Иван!

— Ну? Что за беда опять приключилась? — сердито дернул головой одноглазый пожилой человек, с трудом удерживавший пугливо топтавшегося коня, запряженного в телегу.

— Какая там беда! Радость, мой друг! Вот нарсудью нашли, своего человека! — крикнул Егор и опять обратился к Никите: — Я в Нагыле организовал сельхозартель, за новыми машинами вот приехали. Радости-то сколько будет! Будем, значит, Никита, вместе работать, как вместе и воевали.

Никита, потерявший от неожиданности дар речи, только теперь заговорил.

— Нельзя, Егор Иванович, — сказал он, жалея, что приходится огорчать старого друга. — Мне учиться надо.

— Ему учиться надо, — шумели ребята. — Он едет в Москву!

— На судью и учиться нечего! Это и без того понятно. До конца бороться за правду…

Пароход дал третий гудок. Загремела цепь поднимаемого якоря. Ребята, толкаясь, стали неловко прощаться, Никита взволнованно пожал Сюбялирову руку.

— До свидания, Егор Иванович!

— Ну ладно, придется нам, неграмотным старикам, еще поработать, — печально проговорил Егор. — Думали, труднее всего воевать. Оказалось, работать-то еще трудней. За все цепляешься… — Но тут же он выпрямился, улыбнулся в жесткие усы и твердо сказал: — Ну да ладно, как-нибудь проживем еще годика три-четыре. Ведь тебе года четыре учиться? Смотри, учись хорошо! А после непременно в свой улус возвращайся.. Другие улусы пусть сами выращивают себе работников.

— Хорошо.

Никита неловко поцеловал Егора, схватил под мышку пожитки, взвалил на плечо мешок с провизией и взбежал на трап, который уже собирались убрать. Он старался увидеть Сюбялирова с палубы, но все не находил его в этой сутолоке.

Медленно отваливал пароход. На пристани и на палубе затрепетали прощальные платки, а Егора Ивановича не было видно.

Переполненный людьми берег постепенно отдалялся.

— Никита! Учись хорошо! — Сюбялиров стоял у самой воды.

— При-вет Мос-кве! — хором загремели Никитины друзья и под взмахи длинных рук Булочкина запели:

Вперед, заре навстречу,Товарищи, в борьбе…

Еще гуще и сильней затрепетали белые платки на берегу.

Горячо разлилась радость по сердцу взволнованного до слез Никиты. Он бросил пожитки под ноги, сорвал с головы кепку и, махая ею, закричал что было мочи:

— До свидания, ребята! До свидания, Егор Иванович!

Сюбялиров снял картуз и помахал в ответ.

«Пролетарий» набирал скорость и все увереннее разрезал стремительно несущиеся ему навстречу синие воды красавицы Лены.

Оставляя далеко за собой белые гребни вздыбленных волн, пароход уходил на юг…

Широкой и светлой дорогой к счастью лежала перед Никитой великая Лена-река.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

ЯКУТСКАЯ ЭПОПЕЯ

I

Первые же страницы романа Николая Мординова «Весенняя пора» переносят читателя к началу нашего века, примерно к 1908—1909 годам. Как известно, это были годы тяжелой реакции, наступившей после первой русской революции. В Якутии, «на краю света», в стране глухой тайги и тундры, короткого, бурного лета и долгой зимы, в обширнейшей стране, где на одного человека приходилось почти пятьдесят километров территории, реакция приняла особенно мрачные формы. Якутия стала своеобразным центром политической ссылки: сюда большими партиями направлялись «политики». Достаточно сказать, что в канун революции 1917 года политических «заточников» здесь находилось несколько десятков тысяч. В их числе были такие крупные большевики-ленинцы, как Серго Орджоникидзе, Емельян Ярославский, Григорий Петровский. При полней бесправности своей они тем не менее пытались помочь якутам. Но об этом речь впереди.

Что было известно о Якутии людям старой России? Отдельные ученые, одержимые благородной целью, отдали дань любви этому суровому краю: еще в середине прошлого века академик О. Н. Бётлингк создал «гражданский» — в отличие от миссионерского — алфавит якутского языка и сумел издать, применяя этот новый алфавит, «Воспоминания» уроженца Якутии А. Я. Уваровского. Вместе с «Воспоминаниями» вышли в свет и первые, поражающие своей первозданной силой строки якутских сказаний — олонхо.