Весенняя пора

— Это богачам можно учиться, а бедняку надо работать, ему не до книг, — заметил Федот когда Афанас перевел вопрос фельдшера.

— Хочешь быть образованным, хочешь читать книги и узнавать из них много-много интересного? — спросил фельдшер.

— А книги с картинками? — осведомился Никитка.

— А как же! С замечательными картинками! Но главное — ты узнаешь из книг, как надо жить, книги научат тебя бороться с богачами и делать добро беднякам.

— Тогда хочу…

— Не в том дело… — печально заметил Егордан. — От нашего хотения пользы мало. Чтобы хотеть, надо деньги иметь.

— Может, его в пансион возьмут.

— Не-ет! — испуганно возразила Федосья. — Кого в пансионе обучают, того, говорят, в солдаты берут. Недаром в прошлом году, когда болтоевского Пуда отдали в пансион, Сарахыс так убивалась.

Пока взрослые тихо обсуждали Никиткину судьбу, сам он осторожно слез с колен фельдшера и задумчиво прислонился к камельку. Ему тоже вспомнилось, как горевала Сарахыс, когда отдавала сына в пансион.

Прошлой осенью Никитка с матерью побывал у Болтоевых. У них большая семья, человек десять детей, но всего одна корова. Оба старших сына играли тогда во дворе возле маленькой юрты. Когда Никитка с матерью вошли в юрту, там плакала навзрыд пожилая женщина. Это была Сарахыс, хозяйка. Голые мальчишки и девчонки, собравшись в кучу, боязливо поглядывали на вошедших. Сарахыс плакала, очевидно, давно. Она охрипла, веки у нее распухли, волосы растрепались. Сквозь рыдания то и дело прорывались проклятия:

— Краснорожий черт! Решил дитя загубить! — ругала она какого-то страшного злодея, будто он находился здесь же.

Федосья довольно долго сидела молча, потом спросила:

— Что у вас стряслось, Сарахыс?

Сарахыс резким движением ладони провела по пазам.

— Учитель-то краснорожий да фельдшер — синие глаза! — насильно назначили моего Пуда в пансион… А муженек мой, по своей глупости, согласился на их уговоры и сам загубил собственное дитя… Будет теперь сына нашего учить казна, а потом казна же и заберет его в солдаты.

— А может, не заберет… — робко вставила Федосья.

— Дура! Станут они наших детей даром учить, пожалеют нас! Думала я: подрастут детки, хоть поживу по-человечески. Куда там! Забрали, проклятые Средь бела дня забрали чужое дитя! А этот синеглазый черт еще смеется! Ему, конечно, смех, а мне — горе.

Долго еще беседовали на эту тему в маленькой юрте. Наконец фельдшеру и Афанасу как будто удалось убедить Федосью, что если и берут в солдаты, то независимо от того, учился человек в пансионе или нет А уж если забреют, то грамотному, понимающему по-русски солдату и служить легче. Порешили на том, что фельдшер узнает у учителя, можно ли устроить Никитку в пансион, а тем временем Егордан еще раз обсудит это дело с домашними.

СВЕТ ЛУЧИНЫ

По преданию, Веселовы в старину были могущественным родом, гораздо более знатным и богатым, чем Сыгаевы. Но вот в какие-то времена род Веселовых стал хиреть. Потомство рождалось хилым, дети умирали от странной и внезапной болезни за одну ночь. Тогда Веселовы пригласили своего родича, знаменитого шамана Кэрэкэна. Кэрэкэн камлал трое суток без отдыха и сна, скакал на своем верном друге — коне-бубне, побывал и в верхних и в нижних мирах и узнал, что детей рода Веселовых пожирает чертова собака, натравленная на Веселовых шаманом враждебного рода Сыгаевых, а она еще более жадна и беспощадна, чем ее хозяева — черти, тоже питающиеся человечиной. Кэрэкэн будто бы поймал эту собаку, надел на нее намордник, а ноги опутал веревками. С тех пор род Веселовых вновь начал крепнуть и богатеть. Дети уже рождались здоровыми, мальчики вырастали отважными, а девочки — красавицами. Снова Веселовы стали теснить своих соперников Сыгаевых: ведь чары веселовского шамана были гораздо сильнее чар шамана Сыгаевых.

Но вот однажды весной, когда на прекрасной Талбе-реке начался ледоход, пришел час смерти престарелого Кэрэкэна — защитника рода Веселовых.

Перед смертью шаман сказал своим родичам:

— Суждено мне спать на Кузнечной горе. Я уйду на тот берег Талбы и погружусь в ее воды. Ищите меня выше по течению и похороните на самой верхушке Кузнечной горы, где покоятся кости самых великих шаманов мира. Через много-много зим вырастет из моей печени высокая сосна с большим наростом. Если удастся освободиться чертовой собаке от моих пут, пусть молодая бездетная женщина из нашего рода расстелет под той сосной ковер, искусно сшитый из разноцветных кусочков кожи, расставит чаши с жирной простоквашей и станет на колени со словами: «Кэрэкэн-защитник, вернись в свой несчастный род!» Тогда упадет в одну из чаш моя душа в виде пестрого паука, и пусть женщина проглотит вместе с простоквашей мою душу. После этого я вновь вернусь к своему роду и уже навсегда расправлюсь с чертовой собакой, чтобы род наш стал самым могущественным среди якутов.