Весенние ласточки

Первым, кого встретил Вильнуар в кулуарах палаты, был Шарль Морен. Они были знакомы с давних пор, вместе сражались в Сопротивлении в Дордони, а после войны оба оказались в Консультативной ассамблее. Они говорили друг другу «ты», и эта привычка осталась, хотя отношения между ними ухудшились. Часто, когда происходили жаркие дебаты в парламенте, они занимали враждебные позиции и некоторое время не разговаривали, потом опять начинали встречаться, вели длинные беседы, совершенно откровенно делясь своими соображениями. Из этих разговоров оба извлекали пользу. Морену интересно было узнать реакцию такого близкого к генералу де Голлю человека, как Вильнуар, на изменения, происходящие в политической жизни. Вильнуар нередко был озабочен намерениями коммунистов и не прочь был потолковать с Мореном, которого считал «доверенным лицом партии». Они были непримиримыми противниками почти во всех вопросах, относящихся к внутренней жизни страны, но, разговаривая о международной политике, иногда находили общую точку зрения. Оба были против продолжения войны во Вьетнаме, хотя руководствовались разными мотивами и характер их возражений был разный. По мнению Вильнуара, война проиграна, поэтому надо найти способ почетно кончить ее и побыстрее отозвать войска, которые могут понадобиться для войны в Северной Африке. Морен считал войну во Вьетнаме несправедливой; нужно как можно скорее прийти к мирному соглашению, думая только о том, как бы прекратить войну. В вопросе перевооружения Германии у них были более значительные расхождения, хотя обоих беспокоила угроза возрождения германской армии.

— Хорошо, что я тебя встретил, — сказал Морен. — Мне нужна твоя подпись.

— Как ты понимаешь, я не дурак и не присоединяюсь к требованию чрезвычайной сессии.

— Не беспокойся, твое отношение к забастовкам мне известно.

Они привыкли так разговаривать и друг на друга не обижались. Они направились к буфету, и Вильнуар дружески спросил:

— Ну, так чего ты от меня хочешь?

Морен в нескольких словах рассказал ему об аресте Беро и о том, как все в департаменте взволнованы этим событием. Делом Беро занялась организация бывших фронтовиков… Пораваль, замешанный в эту историю, повидался с префектом и съездил в Бордо… Несколько видных деятелей поставили свою подпись под петицией, которая в ближайшее время будет обнародована…

— Так вот, если ты подпишешь, твое имя подкрепит подписи твоих друзей.

— Но я же не знаком с этим субъектом. Он из ваших?

— Сочувствующий. Но он секретарь сельскохозяйственного профсоюза общины, где у тебя большинство голосов.

— Хлопочете о нем, конечно, вы?

— Мы делаем все, что можем, не буду скрывать. Кстати, ты еще услышишь об этом деле. Я сделаю запрос в палате и приведу еще несколько подобных фактов. Мы не потерпим, чтобы участников движения Сопротивления отдавали под суд.

— Да, ты отчасти прав. Они перегибают палку. Знаешь, я подумаю…

— А сразу ты не можешь подписать?

— Покажи-ка петицию.

Вильнуар скорчил недовольную гримасу.

— Сам текст неплох, но подписи все те же.

— Ты всех их знаешь? Держу пари, что среди них больше твоих избирателей, чем моих.

— Ладно. Я не отказываюсь, но мы еще потолкуем.

Морен решил воспользоваться случаем и рассказал ему еще об одном мероприятии, в которое он давно пытался его втянуть. Он уже получил согласие одного депутата-католика и нескольких видных радикалов на то, чтобы сообща выпустить воззвание против перевооружения Германии и собрать под ним подписи жителей департамента Дордони.

— Это, — прервал его Вильнуар, — совсем особый разговор.

— А я считал, что ты сторонник намордника.

Вильнуар улыбнулся при напоминании о его остроте во время последних дебатов, посвященных внешней политике. Премьер-министр, отвечая на вопросы, осторожно коснулся соглашений, подписанных его правительством в Бонне и Париже. Он не стал скрывать, что проведение их в жизнь повлечет за собой перевооружение Германии, «но, — нашел он нужным оговорить, — при этом будут соблюдены определенные условия и приняты меры предосторожности, а Германии нужен…» — «Намордник!» — крикнул с места Вильнуар, заканчивая начатую фразу. Его выпад произвел сильное впечатление и был встречен смехом, аплодисментами и возмущенными выкриками, что обычно в отчетах «Журналь офисьель» именуется «разнообразной реакцией». В крупной вечерней газете появилась передовая под заголовком «Намордник». В этой статье был приведен ряд доводов, ставящих под сомнение эффективность соглашений, которые правительство собиралось представить депутатам на ратификацию. После этой истории Вильнуар был причислен к противникам ЕОС.

— Кстати, по поводу намордника, — сказал он, — на мой взгляд, в нем нуждаются не только немцы.

Спорить было бесполезно, Морен знал это по опыту. Он предпочел закончить разговор.

— Серж, как твои бойни? — остановил он проходившего мимо депутата.