— Но… Что вы этим хотите сказать? Я же говорю, что никогда о нём не слышала.
— Но господин Сакураи, — продолжал Кусанаги, — признаёт, что с ним у вас была связь.
Юмико, застыв, будто изваяние, смотрела в одну точку покрасневшими глазами.
— Около двадцати лет тому назад в одной из квартир многоэтажки — минутах в пяти ходьбы от дома Сакаки — жил один художник-дизайнер. Звали его Цутому Сакураи. Жил он там вдвоём с дочерью, поскольку жена скончалась от болезни. И примерно каждую неделю его постоянно навещала одна женщина. Это были вы, — на одном дыхании проговорил Кусанаги. Нужно было дать понять Юмико, что все улики по этому делу у него в руках.
Сакураи, впрочем, тоже признался не сразу. Сначала он напрочь отрицал, что когда-либо слышал о женщине по фамилии Морисаки. Да с таким упорством, что это просто бросалось в глаза — и лишний раз подтвердило уверенность Кусанаги в том, что следствие на верном пути.
И пошатнулось это упорство, лишь когда Кусанаги представил ему неопровержимое доказательство того, что они с Юмико были знакомы, а именно: как показала проверка, когда Сакураи преподавал в колледже искусств Икэбукуро, одной из его студенток в списках значилась Юмико Морисаки. Студентов, желающих обучаться книжному дизайну, можно было по пальцам пересчитать, и всего через полгода его курс закрыли из-за низкой посещаемости. Однако именно Юмико Морисаки нередко оставалась единственным слушателем его лекций, поэтому не знать или не помнить о её существовании он никак не мог.
Лицо Юмико скривилось. Хотя, возможно, она просто попыталась беспечно улыбнуться.
— Ну, и зачем же… — выдавила она. — Столько лет прошло… Зачем вам всё это сегодня?
— Затем, что это имеет самое прямое отношение к нынешнему инциденту. И вы сами прекрасно об этом знаете.
— О чём это вы? Я не понима…
— Вы прекрасно помните девочку, которую звали Мако Сакураи. Дочь Цутому Сакураи. Она была к вам очень привязана, не так ли? И всегда и везде носила с собой куклу, которую вы ей подарили.
Услышав о кукле, Юмико вновь изменилась в лице. Так, будто её оставили последние силы. «Похоже, скоро сдастся», — почувствовал Кусанаги.
— Она даже придумала той кукле имя. Вы знаете какое, не правда ли? Правильно, Рэми. А также решила, что кукле нужна и фамилия. Вот только фамилия у куклы оказалась не Сакураи. Кукла ведь считалась ребёнком той доброй тёти, что каждую неделю приходила к ним в гости. Поэтому куклу назвали Рэми Морисаки.
Юмико резко уронила голову. Плечи её дрожали.
— И когда бедняжку Мако сбила насмерть машина, вы тоже помните, верно? Ведь ваша связь с её отцом продолжалась ещё несколько лет. Но в итоге вы всё же расстались. Уж не оттого ли, что забеременели?
Юмико ничего не ответила. «Видимо, возразить было нечего», — расценил её молчание Кусанаги.
— И вот у вас родилась дочь. От господина ли Сакураи, от вашего ли мужа — это мне пока не известно. Но самое главное в этом деле — имя, которым вы её назвали. Такое же, как у той куклы.
В горле у Кусанаги пересохло. Но он, не трогая чашки, продолжал говорить.
— Из каких соображений вы назвали дочь именно гак — я не знаю. Возможно, из-за каких-то дорогих вашему сердцу воспоминаний. А может, просто потому, что нравилось это имя. Как бы там ни было, девочка по имени Рэми Морисаки доросла без особых проблем до шестнадцати лет. Все эти годы вы считали, что умело скрыли от мужа правду о вашей измене. Но тут неожиданно появился странный и очень неудобный для вас человек. И звали его Нобухико Сакаки.
Юмико всё молчала, совершенно не двигаясь, но явно продолжала внимательно слушать.
— Когда Рэми рассказала вам, что некий Сакаки, живущий по такому-то адресу, знает её имя вот уже много лет, вы очень испугались. Поскольку наверняка почувствовали, что этот человек может быть как-то связан с Сакураи и его дочерью. И ваше чутьё вас не подвело.
И Кусанаги рассказал ей о Сакаки и кукле, которая досталась ему от отца погибшей Мако. Похоже, Юмико слышала обо всём этом впервые. Удивление, смешанное с отчаянием, ясно читалось у неё на лице.
— Как нетрудно догадаться, Сакаки наверняка услышал имя от самой Мако. Вот только куклу мать Сакаки выкинула. Полагаю, мальчика это шокировало. Но ещё через два года о самой кукле он позабыл, и в памяти осталось одно только имя, Рэми Морисаки. Скорее всего, с этим именем в его душе были связаны какие-то дорогие воспоминания. И поэтому он начал верить, что девочка с таким именем действительно существует и что с ней его связывает сама Судьба. А потом он подобрал к её имени иероглифы. В том, что они полностью совпали с именем вашей дочери, ничего удивительного нет. Большинство японцев, услышав «Рэми Морисаки», написали бы точно такие же знаки…
Сделав паузу, Кусанаги перевёл дух.
— Итак, — продолжал он. — Знать обо всём этом вы, конечно же, не могли, но прекрасно понимали, что само существование Сакаки представляет для вас опасность. Ведь если всё оставить как есть, супруг в любую минуту может узнать о вашей многолетней измене… Или, возможно, больше всего вы боялись, что станет известно, кто настоящий отец Рэми?