Сурожского работорговца Евстафия Догорола Бог наказал горбом, но зато с лихвой отпустил хитрости. И, если бы, как считал сам Евстафий, еще бы хоть чуть-чуть добавил везенья, то не было бы никаких причин жаловаться на судьбу. А так… Что толку в уме и хитрости, когда нет удачи? Вот и в этот сезон – привез из Сурожа в Саркел три дюжины амфор вина аж на двух кораблях, расторговался удачно, уже к июлю все продал и, как следует обмозговав предложения друзей и знакомых, оставил корабли в Саркеле на Бузане-реке, сам же сушей – а как еще? – подался к Итилю, где чрезвычайно выгодно, почти за бесценок, приобрел два десятка славянских рабов, красивых и крепких. Приобрести-то приобрел, да вот беда – охранять их было некому, своих людей не хватало, а нанимать вооруженную охрану Догорол опасался – не доверял ни хазарам, ни печенегам, хотя и использовал одного из печенегов – Сармака – в качестве контрагента. Думал, так обойдется, ан нет, не обошлось. В одну из темных августовских ночей бежали невольники, пристукнув охранников, да так ловко исчезли, словно в воду канули – только их и видели. А ведь говорить по-хазарски не умели, так, понимали с пятого на десятое. Приказчики – те, кто остался жив – только головами качали, удивлялись. Один Евстафий не удивлялся – быстро сообразил, нечистое это дело вряд ли обошлось без поддержки итильского купца Ибузира бен Кубрата, которому Догорол помешал в Саркеле своим дешевым вином – сильно сбил цены. Да расторговался быстро, и рабов быстро купил – так вот, получай за тот ценовой беспредел, который творишь. Наперед знать будешь! Как будто Евстафий и без того не знал, что нехорошо поступает. Но куда было деваться-то? Коли вино, купленное по дешевке в Корсуни, уже начинало скисать. День-другой, и что с ним потом делать, в реку Бузан вылить? Ах, нехорошо получилось… Да еще и лошади пали, тоже, наверное, не без участия бен Кубрата, видали люди у коновязи его приказчика – волоокого мальчишку Езекию. Ой, не зря этот Езекия около коней крутился, морда чернявая! И ведь не докажешь ничего, да и кто его, Евстафия, залетного ромея, слушать будет? Честно говоря, у себя в Суроже он бы, сговорившись с другими купцами, точно так же проучил чужеземцев-нахалов. В общем, все случившееся воспринял купец Догорол, как неизбежность. Долго не горевал, все одно горем делу не поможешь, больше печалили не разбежавшиеся рабы, а павшие лошади – пришлось раскошелиться на новых. Купив, можно было бив обратный путь тронуться, как говорят в стране склавинов, не солоно хлебавши, да, как говорят там же, пришла беда – отворяй ворота. Не понравился чем-то незадачливый сурожец каган-беку Завулону, ныне покойному, чтоб он в аду жарился на самой большой сковородке. И вроде Евстафий нигде ему дорожку не переходил, даже взятку – как подсказали – заранее дал: подарил красивого армянского мальчика, который, правда, вскоре подох, собака, объевшись недозрелыми сливами. И хотя тут уж Догорол явно ни при чем был, осерчал на него каган-бек, даже велел бросить в тюрьму и приковать цепью к каменной стене, словно какого-нибудь должника-неплательщика. Потом уже, когда вышел из темницы, сообразил – видно, кто-то каган-беку гораздо лучшую взятку дал, да хоть тот же бен Кубрат или Вергел. Ох, грехи наши тяжкие… Недаром говорится – от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Впрочем, Евстафий воспринял случившееся вполне философски: пока жив – и ладно. Могло ведь и хуже быть. А так – что ж… Разыскал своих, сходил вечером в баню – неплохая баня в Итиле, ничуть не хуже сурожских – и следующим утром засобирался в обратный путь. До Саркела мно-ого фарсахов, за один день не пройдешь, не пройдешь и за пару. Да еще печенеги всюду рыщут, словно голодные волки. Надо же, совсем обнаглели, ворвались среди бела дня в город, разграбили дворец каган-бека, самого каган-бека убили, туда ему и дорога, змею. Ужас что творится! Потому, подсчитав оставшееся серебришко – не только серебришко, но и блестящие золотые солиды у Евстафия в заначке были! – решил купец все-таки нанять надежную охрану да знающего проводника. Сказано – сделано. Где еще проводников да охрану искать, как не на рынках? За день Догорол обошел все и нашел-таки. Четверо варангов – так ромеи называли номаннов – воины хоть куда. Один – молодой, мордатый, толстый, по глазам видать – гад, каких мало, да Евстафию не до выбора было. Как говорится, на безрыбье… Второй – здоровенный висолоусый детина самого глуповатого обличья, этот понравился купцу больше всех. Третий – тощий, но, видно, что жилистый, сильный, с рожей висельника. Чернявый, больше похож на хазарина или печенега, нежели на варанга. Ну, и четвертый – седой длиннобородый старик, Евстафий его принял было за главного, и ошибся – верховодил всем молодой толстяк. Правда, висельник с висолоусым не особо-то его слушались, себе на уме были, уж на это-то у сурожца был взгляд наметан. Там же, на рынке, отыскался и проводник – давнишний знакомец Сармак, он же, собственно и привел остальных. Сказал, что будет еще и пятый – слуга по имени Грюм, но он подойдет позже, по пути. Потом, оглянувшись и подмигнув купцу, предложил купить у него двух невольников: молодого работящего мордвина и красивую славянку-девственницу. Просил на удивление недорого, что, с одной стороны, вызывало некоторые подозрения, но с другой… Чего сурожскому купцу Евстафию Догоролу еще терять-то было? Все, что можно, он здесь уже потерял, одна надежда осталась – на Саркел. Там все – корабли, верные люди, деньги. Главное, конечно, корабли. Не дай бог, еще сгорят – этого Евстафий больше всего опасался, даже заставлял себя не думать о страшном, чтобы не сглазить, да все же, как только отвлекался от дел – так полыхалот в его глазах оранжевое буйное пламя. Ой, не дай, Господи!