Весна сменяет зиму

– Будь проклята эта Родина! Будь проклят сраный Маут с его советниками и союзниками и с его проклятой партией. Плевать я на них всех хотел. Плевать. Я спасу тебя. Но только и всего. Только и всего. Я устал быть инструментом в чьих-то руках, быть послушной безвольной куклой. Мне говорят, я делаю. Сколько я сил ещё должен отдать этой родине? Может родине жизнь уже наконец-то отдать? Я не вижу во всём этом смысла. Он был когда мы бились с гетерцами в Аппоре, он был когда мы штурмовали Брелим. Но сейчас-то какой смысл? Завоевать мир? Подчинить себе все страны и народы. А для чего? Для чего мне Фавия? Для чего мне Истрия? К чему мне эти страны, к чему они простому народу? К чему они Мауту? Весь мир рехнулся в этой войне, у меня складывается чувство, что мы воюем не во имя чего то, а так, по инерции.

Китти молчала. Она понимала, что в целом она с ним согласна. Но бежать в Ангилию ей не хотелось. К чему ей было рисковать всем ради призрачной надежды. Да и что её могло ждать в той далёкой и неизвестной стране. Мало кто знал про это островное государство больше, чем было написано в справочниках и учебниках географии. Ангилийцы никогда не вмешивались в дела на континенте и не поддерживали, ни котивов, ни медивов, предпочитая держаться в стороне от войн и потрясений. Единственное, что знала Китти, так это то, что туда в последнее время хлынули многие беженцы и дезертиры с обеих сторон. Ангилийский король не выдавал никого, но и не приглашал никого. Она была удивлена, услышав такое предложение от Чака, который всегда был верен своему делу. Но и перемены в его голове тоже были видны.

– Чак, – уже спокойней сказала она и присела рядом. – Чак, друг ты мой дорогой. Мы все в дерьме. Не только ты и я. Все. Я не великий философ, не историк, и не знаток людского бытия. Нет. Я просто молодая девушка. Которая очень хочет жить и старается выжить. Я дурна и полна идеализма и наивности, такова я, не спорю. Но мы с тобой уже говорили об этом. Мы лишь два маленьких человечка в огромной пучине, две маленькие песчинки в огромном чане, где всё вариться. Что мы с тобой можем?

– Ну ведь, что-то же мы должны смочь?

– Остановить войну? Разве мы с тобой сможем остановить войну?

– Я могу остановить её для себя, бежав с этого театра абсурда.

– Так ты и сбежишь с неё, ты уже получил свой билет в тыл. Ты больше не вернёшься на фронт. Для тебя война уже окончена. Нужно лишь добраться до своих. А если ты бежишь в эту Ангирию? Что тебя ждёт там? Ты об этом думал? Что там будет? Твои руки нечисты, на твоей совести немало невинно загубленных душ. А не думал ли ты, что кто-нибудь тебя там узнает, не сразу, но вряд ли ты сможешь скрыть своё прошлое.

– А если я и сам презираю своё прошлое? – успокоившись, ответил Чак.

– Да кому какое дело, что ты думаешь. Я вот тоже однажды решила сама во всём разобраться. Но мне не поверил, ни суд, ни начальство, ни один фанатичный капитан из "горохраны", – её губы осторожно улыбнулись, и она прижалась к этому самому капитану.

– Я так понимаю, тот фанатик, это я, – оскалив пожелтевшие зубы в неловкой улыбке, ответил он.

– Да, да. Именно ты. Ведь ты раньше был самым настоящим фанатиком. В тот день я смотрела в твои глаза и не видела там, ни души, ни разума, а чёткий приказ, от которого ты не отступал. Ты испытывал истинное удовольствие, когда зачитывал приговор тому бедолаге. Помнишь ведь. Ты пристрелил его так же спокойно, как лесоруб рубит дерево. А сейчас? Сейчас я вижу в тебе настоящего человека. Со своими мыслями, страхом, с искренними эмоциями. Ты как-то спрашивал меня про взаимность, но раньше я видела именно того Чака который ворвался в мой дом, в мою жизнь.

– А сейчас какого Чака ты видишь? – уже с интересом поинтересовался он.

– Того у которого под оболочкой всё же есть душа.

– Так значит ты против побега на острова?

– Всё ты о своём. Нет Чак, не побегу. Мне там делать нечего. Да и тебе. Как же я к тебе приеду, если ты будешь в другой стране?

– А ты ко мне приедешь?

– Обязательно.

– Эх ты, Китти, Китти. Появилась ты в моей жизни. Жил бы да жил спокойно. Глядишь бы помер уже где-нибудь под холмиком. А нет, всё к тебе как к магниту тянусь, уж не знаю чем ты меня так обворожила, но не могу я без тебя, да и на чужбине той рехнусь. Ты хоть понимаешь, что я тут только из-за тебя.

– Понимаю. Понимаю и безмерно рада этому, что в этот трудный момент со мной рядом такой мужчина, как ты.

Зит обнял покалеченной рукой её за плечи и притянул к себе. В этот момент он понял, что ни кто его не ждёт в Ангирии, что не будь в ней Китти, то и бежать одному ему туда не захочется, ведь она была его единственным смыслом жизни. К тому же, месячное скитание по пустынным тылам фавийцев сплотило их крепче, чем когда бы то ни было. Он чувствовал её взаимность, Китти и вправду испытывала к нему неподдельные тёплые чувства, хотя называть их любовью наотрез отказывалась. У них не было отношений в нормальном понимании, но и место их странствий было очень далёким от нормального.