Весна сменяет зиму

– Рикетол. Рикетол называется, это я ему дал, и они для бодрости.

– Воюет твой Хва сейчас где-то на южном фронте, давно не писал. Даже не знаю, жив ли ещё. Ему дали новую роту новобранцев и переправили на юг. Так, что не совсем правильно ты поступил в долгосрочной перспективе.

– Почему же?

– Так он продолжает воевать и убивать ваших.

– Господин капитан, – оборвал его Чак. – Вы до сих пор себе какие-то оправдания ищите. Вы по нам-то какое решение приняли? К чему нам готовиться?

Касер замялся, опустил глаза в пол, после чего резко поднял их на Чака.

– А если я вас отпущу и вас схватят фавийцы? Вы меня выдадите?

– С какой кстати нам вас выдавать?

– А с какой кстати мне вам верить?

– Ни с какой. Слову моему офицерскому вы не поверите, да и руку жать бессмысленно. Просто поверьте на слово и все. Иначе никак.

– А долго ли вы протяните?

– Да какая разница? Вы можете подарить нам шанс спастись. Я когда друга вашего отпускал и не думал о том, сможет ли он спастись или нет. Я сделал выбор, а дальше мне было плевать.

– Уж не знаю почему я делаю то, чего не должен. То ли Ван мне близок, как сын, которого у меня никогда не было, то ли ты вызываешь у меня чувства какие-то, похожие на уважение к врагу. Не знаю, Чак Зит. Но я вас с девушкой отпущу, сегодня. Идите куда хотите, хоть в Муринию, хоть в Фавию, хоть в преисподнюю. Плевать. Но с совестью своей мне ссориться не хотеться. Будим считать, что это вам за ваши добрые дела, надеюсь вы мне про них не соврали. А теперь иди к себе в камеру, жди Вана. Он вас выведет на свободу.

***

Был уже вечер, холодный и снежный, почти как зимний, за холмами гремели раскаты взрывов, глухие и далёкие. Это началось котивское наступление, медивы отступали в Генгаг, над которым кружили, словно стервятники, муринские бомбардировщики, бомбя уже в который раз, безжизненные руины. И вроде бы был бой как бой, боями озверевших от страха и жестокости людей, было уже не удивить, но, что-то в воюющих надломилось. Медивы и котивы до сих пор ненавидели друг друга, но уже стали задумываться о почве этой ненависти. Головы миллионов солдат были словно чан с соком, что начал бродить. А изменилось только одно, в этом неизменном мире – люди устали. Устали убивать и умирать, и не жалость будоражила их умы, не сочувствие и понимание, а именно усталость. Война стала для них обыденностью душа и сердце требовали перемен. Дорога к несбывшейся победе была усыпана могилами, а хотелось уже хоть какого-то логического конца. Это брожение по обе стороны не могло не повлиять на действия бойцов. Кто-то бросал оружие и отказывался идти в бой, за что карался ещё исправной карательной машиной власти, кто-то симулировал болезни, пытаясь безуспешно отсидеться в госпитале, а другие и вовсе калечили себя. Это была группа тех, кто пытался сбежать от надоевшего им мира страха и боли. Но была и другая группа солдат, что превратились из людей в зверей обезумевших от жестокости и упивающихся ей. Они насиловали, грабили и издевались не видя в этом чего-либо плохого, оправдывая самые извращённые свои поступки негласным правилом – война всё спишет. Шёл четвёртый год войны, в которой не вырисовывалось ни одного победителя, а список проигравших рос с каждым месяцем.

По редкому лиственному лесу, ступая на скользкий осенний снег, что покрывал ещё зелёную траву, шли трое. Чак, Китти и Ван. Фавиец цепко держал свой взгляд на спинах пленников и в душе был, как ребёнок рад, что Касер не посмел их убить. Они ему понравились. Чак не сильно, в его глазах он был олицетворением котивского офицера, подлого и беспринципного, таких уважать и любить было сложно, но симпатию Зит всё же вызывал, своей заботой о Китти. Девушка же, напротив, была Вану очень симпатична, она привлекала своей внешней красотой и глубокими, яркими глазами, при виде которых, хотелось помочь, поддержать и пожалеть. К тому же, всем своим уставшим видом Китти вызывала сочувствие не только у Вана, но и у многих солдат роты. Здоровяк с утра принёс ей ведро тёплой воды и кусок мыла, дабы та могла умыться, хотя сама ничего у него не просила. Не будь, наверное, Китти, то с Чаком бы не церемонились и легче бы Касеру удалось принять решение о расстреле, но брать на душу убийство молодой девушки не хотелось никому.

Они прошли по заснеженной лощине, ветер бил им в лицо колючими снежинками и щипал замёрзшие щёки, холодным ветром. Ван скомандовал:

– Стой.

Все тут же остановились и посмотрели друг на друга. В дали раздался глухой взрыв, словно издалека шла грозовая туча.

– Вот и всё, – спокойно сказал Ван смотря на пленников.

– Спасибо вам, – уткнувшись своими зелёными глазами, поблагодарила Китти, а из-за рта шёл пар. Чак закурил. – Я вам очень благодарна, Ван, спасибо большое, что пощадили нас и за то, что относились к нам, как к людям. Я надеюсь у вас всё будет хорошо. Вы и ваш капитан – хорошие люди. Надеюсь, наши страны вскоре помирятся и я смогу вас отблагодарить чем-нибудь кроме слов.