Весна сменяет зиму

– Пожалуйста. Будьте здоровы, господа котивы, – сказал краснощёкий фавиец и пустил в мрачное небо автоматную очередь. – По легенде мы с вами всё-таки расправились. Не нужно роте знать о вашем помиловании, Китти, это вам. – Ван протянул ей свой рюкзак. – Там немного еды и принадлежности для умывания. Пусть будет подарком.

Китти приняла подарок из огромных ладоней парня и искренне поблагодарила его. Ван развернулся к ним спиной и закинув автомат на плечо пошёл прочь. Чак затянулся сигаретой и швырнув окурок в сторону сказал:

– Нам пора отсюда уходить. Скоро наши тут всё с землёй сравняют.

– Тут уже нечего ровнять…

Глава 28

Мурзан сидел на мягком кресле во главе огромного овального стола. Он без интереса смотрел на собравшихся; министров разных областей и министерств в глаженных пиджаках и сияющих рубахах. У каждого на груди блистал начищенный красный кружок партийного значка. По другую сторону стола сидели тучные генералы в обвешанных медалями мундирах. Они все что-то несвязно бормотали, их рожи лоснились от пота, кто-то кашлял, кто-то кряхтел. По правую руку от него восседал несменный министр внутренних дел и ближайший друг и сподвижник Маута – Селим Хегер.

Правителю было всё равно о чём идёт такая бурная беседа, лишь редкие отрывки фраз долетали сквозь пелену до его разума. Что-то говорилось о восстании в Берке, что-то о боях на северном фронте, а какой-то тощий министр пожаловался на голод в юго-восточных регионах. За Мурзана то и дело отдувался Хегер. Он грозно возражал, бил кулаком по столу и обещал покарать каждого, кто осмелиться в такие трудные для отечества времена быть трусом.

Мауту было плевать в этот вечер на всех, даже на Селима. На следующий день были запланированы похороны его сына.

Тело Маунда было доставлено в столицу личным самолётом Пихте Залеса. Этот акт вызвал двусмысленные настроения в обществе и во власти. Но Мауту впервые было всё равно о чём болтает общество, ему хотелось лишь похоронить сына, уже второго в этом году и последнего. Хоть и погибли Мау с Маундом практически в одно время, младший уже давно лежал в земле, на далёком кладбище, вдали от столицы и людских глаз. Мать тайно перезахоронила его, получив на это устное согласие его убийцы и по совместительству – его отца. Ни почестей, ни прощальных слов, ни надгробия. Просто маленькая могилка в лесной части далёкого кладбища, под одиноким деревцем. Только мать пролила над ним слёзы, Мурзан даже не отменил совещания в тот день.

Маунда же планировалось хоронить с грандиозными почестями, с панихидой и траурным проходом с гробом по городу. На этом более всего настаивал даже не убитый горем отец, а его товарищ Хегер, что всеми силами вложил в нескончаемый поток пропаганды образ погибшего генерала. Люди должны были объединиться вокруг скорбящего лидера, помочь преодолеть ему потерю, для этого на всю мощь работало радио, телевиденье и пресса. Объявлялся месячный траур.

– Товарищ главнокомандующий, нам нужен ваш ответ, – пробился сквозь пелену голос Селима.

Мурзан обернулся к нему, помолчал пару мгновений, вглядываясь в вопросительный взор министра, после чего переспросил.

– Что вам нужно?

– Нам нужно знать, что делать с мятежными генералами, трое находятся под следствием в подозрении о саботаже.

– Каком ещё саботаже?

– Трое генералов беркского оккупационного корпуса пошли на сделку с партизанами и обменяли пленных. Они преступили через присягу и приказ. По ним ведётся следствие, их и ещё около трёх десятков офицеров и солдат подозревают в саботаже. Доказательная база уже собрана и без сомнения они виновны, нужно лишь ваше распоряжение по генералам. Как вы помните, товарищ главнокомандующий, без вас мы не можем судить генеральский состав.

Мурзан оглядел собравшихся, их потные, блестящие рожи, бессмысленные и усталые взоры, устремлённые в потолок или в пол. Всем было скучно и неинтересно, как и самому правителю. Маут встал из-за стола и, вытерев пот со лба сказал:

– Товарищ Хегер. Даю вам право распорядиться приговором по генералам. Мне сегодня не до них.

– Как прикажите, товарищ главнокомандующий.

Мурзан вышел из зала заседаний и, закрыв за собой дверь, с удовольствием почувствовал как мокрое лицо обдаёт прохладой коридора. Он глубоко вздохнул, и закурив сигарету, велел подогнать машину к подъезду.

Дома его встретила жена и внуки, дети Маунда. Дом был наполнен разной роднёй, съехавшейся из самых дальних уголков мира. Кто-то приехал из Ульяна, кто-то из Дарлии. Множество народа, разных социальных слоёв, возраста и взглядов. Кого-то он знал хорошо, кого-то не очень, а некоторых так и вовсе, видел впервые. В этот вечер вся эта толпа ему была безразличной, поздоровавшись лишь с внуками и женой, он прошёл в кабинет.

Он редко последние годы был дома, лишь на праздники, да и то не на все. Штаб армии, это огромное серое здание, уже давно сделался его домом, где всё было под рукой и знакомо. Там он жил, работал и имел сотни знакомых, что стали ему ближе и родней его огромной семьи, разбросанной по миру.