Весной в последний раз споет жаворонок

— Смотрите, — сказал Лодер. — Мой отец поставил бутылку шампанского в холодильник рядом с емкостью, наполненной стружками титана. И бокалы. Бокалы и шампанское сейчас холодны, как лед. Именно! Как раз сейчас они и пьют шампанское!

— Все это замечательно, — сказала Валери и опустила голову. — Но только на бумаге. Все эти солнечные системы находятся в стадии разработки…

— Вы не правы! — воскликнул он пылко. — Многие уже работают, в основном, в Америке.

— Но они еще слишком дорогостоящи… они еще не получили признания у специалистов. Вы сами говорите, что в своей работе натыкаетесь на всякого рода препятствия. Это не малодушие, поверьте мне, это реализм, который и заставляет меня задать вам вопрос: не опоздали ли вы со своим изобретением? В 2040 году…

Лодер прервал ее со страстью в голосе, которая заставила всех насторожиться:

— В 2040 году этот мир станет прекраснее, чем был до сих пор!

— Вы на самом деле верите…

Валери умолкла, так как Лодер громко продолжал говорить дальше.

— Прекраснее, да! Мы не у финиша. Мы — на старте. Вы, по-видимому, не знаете, фрау Рот, но вы обязаны знать это: во всем мире, на всех континентах, ученые и целые поколения не запятнанных ни в чем политиков давно уже создали глобальную сеть спасения. Эти люди готовы в любое время поддержать тех, кто из-за своей нерешительности или падении на дно жизни не знают, что делать дальше, и вынуждены отвечать за свою несостоятельность. Эти люди по всему свету прилагают для этого все усилия. Не все удается безукоризненно и гладко. Но они сделают это!

Глаза Лодера сияли, щеки раскраснелись.

— Я же только что сказала вам, что вы идеалист, — сказала Валери Рот.

— Но не фанатик, — произнес он. — Всего лишь один пример: только что в Америке состоялась конференция по энергетике крупных энергетических концернов и властей. Да, но за четыре дня до этого прошла контрконференция — «Зеленая конференция»! И ничего нельзя сделать с нашими зелеными группировками, которые, к сожалению, раздирают противоречия. Первоклассные профессионалы со всего мира встретились здесь, чтобы, фигурально выражаясь, плести сеть дальше. Знаете, что кроме всего прочего решили эти профи? Они хотят выступать в Америке настоящей партией — наряду с республиканцами и демократами. Как полноценная партия.

— И они имели бы самые большие шансы, — сказала Валери, — там, при такой политической неустроенности. Я была в США перед тем, как президентом стал Рейган. И видела сотни, тысячи наклеек и приколотых кнопками везде, где только можно, листовок, на которых было написано: «Don’t vote — you only encourage them!» — не выбирайте, вы только поощряете их! Совершенно ясно, кто подразумевался под местоимением «они». За них проголосовал всего лишь сорок один процент избирателей.

Лодер взглянул на Гиллеса.

— Это должно волновать и вас: показать в своей книге, как устроен этот мир незадолго до падения в бездну — и как вдруг везде появляются другие, новые, разумные люди, которые сделают мир справедливей, лучше, чем он был до сих пор.

— Да, — сказал Гиллес. — Очень острая тема.

С улицы снова раздался хохот. Немцы, японцы и русские еще раз чокнулись бокалами, полными шампанского, охлажденного в магниегидридном солнечном устройстве.

Франкфурт.

Для прослушивания была поставлена другая кассета. Прослушивались…

ГОЛОС МАРВИНА: Эрих, это Маркус. Итак?

ВТОРОЙ ГОЛОС: Послушай-ка…

ГОЛОС МАРВИНА: Я же сказал, что буду сегодня звонить. Ты на почтамте, я тоже на почтамте. Никто не сможет подслушать. Ну же!

ВТОРОЙ ГОЛОС: Итак, они отправили двести сорок. Недостаточно много. Но с двумястами сорока одним они продвинулись вперед. Сильно продвинулись.

ГОЛОС МАРВИНА: Насколько же это сильно продвинулись?

ВТОРОЙ ГОЛОС: Настолько, что они могут ввести это в действие. И критическая масса, действительно, находится значительно ниже плутония.

ГОЛОС МАРВИНА: Ну, дружище! Вот это да!

ВТОРОЙ ГОЛОС: Так и есть на самом деле.

ГОЛОС МАРВИНА: Сейчас они у нас есть. Пока!

ВТОРОЙ ГОЛОС: Пока!

Раздался звук повешенной трубки. Потом слышны были лишь помехи связи. Ритт выключил магнитофон. Перед зеркалом вновь появился Колдуэлл. Давайте послушаем, что скажет парень. Записывающее устройство работало.

Гонсалес взглянул на Маркуса Марвина, бледный, с открытым ртом. Никто не говорил ни слова.

— Ну! — наконец сказал комиссар Дорнхельм. — Это был все-таки ваш голос, господин Марвин — или?

— Это был мой голос, — сказал Марвин.